Колыбельная
Шрифт:
Он садится на стул, наконец, убравшись от моего лица.
– Слушай, - он выдавливает из себя слова: - Я не могу ничего поделать с тем, что ты жестокая, озлобленная сучка. Но я люблю Дженнифер Энн и не позволю тебе играть с ней в игры. Слышишь меня?
Я просто смотрю на него.
– Слышишь?
– огрызается он.
– Потому что, черт возьми, Реми, иногда тебя правда очень сложно любить. Ты это знаешь? Ты знаешь.
И затем он отодвигает стул, бросает свою салфетку и проходит в кухню.
Я сижу. Если честно, у меня такое чувство, что мне дали пощечину: мое лицо даже покраснело и горит.
Мне было слышно их из кухни, ее голос тихий и робкий, его - успокаивающий. Еда на моей тарелке остыла, как и мое черствое, черствое сердце. Вы, должно быть, подумали, что я тоже почувствовала себя хрупкой, будучи такой жестокой, озлобленной сучкой. Но нет. На самом деле я ничего не чувствовала, только то, что круг, который и так был мал, стал еще меньше. Может быть, Криса можно так легко спасти. Но не меня. Меня - никогда.
После долгой дискуссии шепотом в кухне, был заключен хрупкий мир. Я принесла свои извинения Дженнифер Энн, стараясь звучать искренне, и страдала от разговоров за шоколадным суфле, пока, наконец, мне позволили уйти. Крис все еще не говорил со мной и захлопнул дверь за моей спиной, когда я уходила. Меня не должно было удивлять, на самом деле, то, что он так легко влюбился. Именно поэтому он всегда проигрывал наше пари: его предсказания всегда были позже, гораздо позже реальных сроков, последний раз - на целых шесть месяцев.
Я сажусь в машину и уезжаю. Перспектива поехать домой выглядит удручающей, там буду только я, поэтому я пересекаю город, еду в район Лиссы. Я торможу перед ее домом, гашу фары и стою у ящика с почтой. В окно мне видно столовую, где она ужинает с родителями. Я думаю о том, чтобы пойти и позвонить в дверь - мама Лиссы всегда быстро приставит еще один стул к столу и накроет еще одно место для обеда - но я не в настроении родительских разговоров про колледж или будущее. По факту, я чувствовала себя готовой отступить. Итак, я пошла к Хлое.
Она открыла дверь, нахмурив брови, в руках у нее была деревянная ложка.
– Мама будет дома через сорок пять минут, - проинформировала меня она, придерживая дверь, чтобы впустить.
– Можешь остаться на полчаса, ладно?
Я кивнула. У мамы Хлои, Наташи, были строгие правила - не принимать никаких гостей, и это за все время, которое я была знакома с Хлоей, означало, что всегда был четкий лимит времени, больше которого мы не могли себе позволить оставаться в этом доме. Казалось, что ее мать не очень любила людей. Мне кажется, что у нее была по-настоящему веская причина, чтобы стать стюардессой, либо все это была просто природная реакция на то, что она ею стала. В любом случае, мы едва ее видели.
– Как прошел ужин?
– спросила она из-за плеча, пока я следовала за ней на кухню, где что-то шипело на плите.
– Без происшествий, - ответила я. Я приврала, так как не хотела в это ввязываться.
– Можно утащить у тебя парочку мини-бутылочек?
Она отворачивается от плиты, где она что-то помешивала в сковородке. Пахнет морепродуктами.
–
– Отчасти.
Есть одна вещь касательно Хлои: я всегда могла ей сказать все напрямую. По факту, она предпочитала именно так. Как и я, она не участвовала в простом трепе. Она закатила глаза
– Угощайся.
Я вытащила табуретку, забралась на нее и открыла шкаф. О, золотая жила. Крошечные бутылочки, которые ее мать стащила, были бережно расставлены на полке согласно их высоте и категории: чистые ликеры слева, десертные бренди справа. Я схватила две бутылочки с Бакарди сзади, поправила ряды, затем взглянула на Хлою, чтобы убедиться, что все выглядит как надо. Она кивнула, затем протянула мне стакан с Колой, в которую я вылила содержимое одной бутылки и взболтала по кругу вместе с кубиками льда. Затем я сделала глоток. Напиток получился крепким, он разливался по мне теплом, и я почувствовала странные угрызения совести, словно я знала, что надо было по-другому реагировать на то, что случилось у Дженнифер Энн. Хотя, все прошло. Это и было плохо. Это всегда проходило.
– Хочешь глоток?
– я спросила у Хлои, протягивая ей стакан.
– Он хорош.
Она потрясла головой.
– Ага, - ответила она, урегулировав пламя под сковородкой.
– Это как раз то, что мне надо. Ее дома будут ждать счет за обучение и я, пахнущая ромом.
– Где она на этот раз?
– Цюрих, мне кажется, - она наклонилась ближе к сковородке, понюхала ее.
– С пересадкой в Лондоне. Или Милане.
Я сделала еще глоток своего напитка.
– Итак, - произнесла я после нескольких секунд тишины.
– Я злая, дрянная сучка. Правильно?
– Правильно, - сказала она, даже не оборачиваясь.
Я кивнула. Факт доказан. Я так предполагала. Я вытираю пятно, оставленное моим бокалом на столешнице, и расправляю углы.
– И ты все это начала, - Хлои поворачивается и опирается на плиту, - Потому, что…
– Потому, - я отвечаю ей, - Что Крис внезапно поверил в любовь, а я - нет, и поэтому я - ужасный человек.
Она обдумала это.
– Не все так ужасно, - сказала она.
– У тебя есть нечто хорошее.
Я ждала, подняв брови.
– К примеру, - ответила она, - Красивая одежда.
– Да пошла ты, - ответила я, и она засмеялась, прикрывая рукой рот, так что я засмеялась тоже. Действительно, я не знаю, чего я ожидала. Я могла бы ей сказать то же самое.
Она не давала мне уехать, когда я ушла. Она завернула на ней за угол - если бы она была припаркована перед домом, ее мать бы обозлилась, - затем отвезла меня в Бендо, где я поклялась, что выпью еще один бокальчик пива, а затем позвоню Джесс, чтобы она отвезла меня домой. Я пообещала. Потом я зашла внутрь, выпила две кружки пива и решила пока не беспокоить Джесс. Вместо этого я направилась к бару, где открывался неплохой вид на все помещение, и решила зависнуть тут ненадолго. Я не знаю, сколько прошло времени, когда я ее увидела. Минуту я спорила с барменом - высоким, неуклюжим парнем по имени Натан, - о гитаристах классического рока, а затем я повернула голову и заметила ее отражение в зеркале за баром. Ее волосы были выпрямлены, а лицо пылало. Она выглядела пьяной, но я ее узнаю в любом виде. Всем нравилось думать, что она ушла навсегда.