Колыбельная
Шрифт:
Я вытерла лицо, провела пальцами по волосам, стараясь оживить их. Она уставилась на меня так же, как я на нее, и так же, как и я, она знала, что все дело в дыме и зеркалах. За ней и за мной прибывала толпа, и я чувствовала, как люди напирают на меня, наклоняясь вперед за напитками. И вот что странно. В некоторой степени я была рада ее видеть. Худшую часть меня воплоти. Подмигиваямневприглушенномсвете, бросаявызов, чтобыяназвалаеенесвоимименем.
По правде сказать, я была хуже. Гораздо хуже. Я едва ли буду пить когда-либо еще. Или курить травку. Или идти с парнями, которых я не так хорошо знаю, в темные углы, или темные машины, или темные комнаты. Странно, что это никогда не
Будучи второкурсниками, мы бы никогда не были приглашены на вечеринку к Альберту, а прийти без приглашения у нас не хватило бы смелости. Но мы вышли на заднее крыльцо дома Лиссы с нашими сдобренными алкоголем диетическими колами и сигаретами, которые мы стащили у бабушки Хлои, она курила ментоловые (и которые тоже после этого дня вызывают у меня рвотный рефлекс). Один парень, который уже был пьян и несвязно бормотал, помахал нам рукой. После проведенного шепотом совещания, на котором против голоса Лиссы, что мы никуда не пойдем, выступили Хлоя и я, мы пошли. Это была первая ночь, когда я на самом деле была очень пьяна. Плохо было начинать с черничного бренди, уже час спустя я обнаружила себя бредущей в гостиную Альберта, придерживаясь за стульчик для поддержки. Все кружилось, я увидела Лиссу, Хлою и Джесс на кушетке в гостиной, где одна девушка учила их игре в четвертаки. Музыка была действительно громкой, и кто-то уронил вазу в фойе. Она была голубая, и осколки до сих пор валялись повсюду, разбросанные по ковру цвета лайма. Я помню как думала, при своем одурманенном состоянии, что они выглядят как морские стеклышки.
На ступеньках я врезалась в одного из друзей Альберта, очень популярного выпускника. Он флиртовал со мной всю ночь, притягивая меня к себе на колени, когда мы играли в «Козла», и мне это нравилось, я чувствовала себя в безопасности, словно я доказала, что я не какая-то там тупая второкурсница. Когда он сказал, что нам нужно выйти и поговорить, наедине, я знала, куда мы идем и зачем. Даже тогда мне было это не в новинку. Мы пошли в спальню Альберта и начали целоваться, там в темноте, когда он нащупал выключатель.
До того, как он нашел его, я обнаружила постер Пинк Флойд, кипу дисков, Эль Макферсон на календаре с декабрем. Он отталкивал меня назад, по направлению к кровати, и потом мы уже лежали на ней, все так быстро. Я всегда гордилась тем, что у меня было превосходство. У меня были мои запатентованные движения, толчки и случайные извивы, легко используемые, чтобы все замедлить. Но на этот раз они не работали. Каждый раз, когда я убирала его руку, другая оказывалась на мне, и казалось, что вся моя сила ушла в пятки. Это не помогало, так как я была настолько пьяна, что мое чувство баланса не работало, и равновесие тоже. И было так хорошо,
Боже. Остальное вспоминается отрывками, всегда всплывают эти сумасшедшие детали: как быстро все это произошло, все началось и закончилось, в одну яркую секунду, новая потеря.
Он был на мне, все болело, и все, что я могла чувствовать, это его вес, тяжелый, вдавливающий меня в кровать, пока я не стала чувствовать себя Алисой, застрявшей в кроличьей норе. Не хотела я, чтобы мой первый раз был таким.
Когда это закончилось, я сказала ему, что плохо себя чувствую, и убежала в ванную, заперев дверь трясущимися руками, сначала не способная исполнить даже такое простейшее действие. Затем я схватилась за раковину, часто дыша, мое дыхание успокаивалось, отдавало в ушах. Потом я подняла голову вверх и посмотрела в зеркало, это было ее лицо, которое я видела после. Пьяное. Бледное. Непринужденное. И напуганное, дрожащее, все еще всхлипывающее, пока она смотрела на меня, интересуясь, что же я натворила.
– Нет.
Бармен покачал головой, ставя передо мной чашку с кофе.
– Она отключилась.
Я вытерла лицо рукой и посмотрела на парня около меня, пожав плечами.
– Я в порядке, - сказала я. Или промямлила. Может быть.
– Я знаю. Они ничего не знают.
Мы говорили уже час и это все, что мне было известно: его звали Шерман, он первокурсник какого-то колледжа, я никогда не слышала о Минесоте, и последние десять минут он успешно продвигает свою ногу все ближе и ближе к моей, стараясь не обращать внимания на толпу, которая его притесняет. Теперь он достал сигарету из пачки и предложил мне. Я покачала головой, а он зажег ее, всасывая дым и выдыхая его в воздух.
– Итак, - сказал он, - У такой девушки, как ты, должен быть парень.
– Неа, - отвечаю я, размешивая кофе ложкой.
– Я тебе не верю, - говорит он, поднимая свой напиток.
– Ты мне врешь?
Я вздыхаю. Весь этот сценарий был похож на сценарий разговора-с-девушкой-у-баной-стойки, и мне приходилось играть свою роль только потому, что я была не уверена, что смогу встать со стула, не споткнувшись. Наконец придет Джесс. Я позвонила ей. Не так ли?
– Это правда, - ответила я.
– Я действительно такая сучка.
Он был явно удивлен этому, но не обязательно в плохом смысле. Фактически, он выглядел заинтригованным, словно я только что обронила, что ношу кожаные трусики или феноменально гибкая.
– Ну и кто тебе это сказал?
– Все, - говорю я.
– У меня есть кое-что, что тебя взбодрит, - сказал он.
– Держу пари, у тебя это есть.
– Нет, правда.
Он поднимает брови, затем изображает пантомиму, держит косяк двумя пальцами.
– Снаружи в машине. Пойдем со мной, и я тебе покажу.
Я трясу головой. Словно я настолько тупа. Уже нет.
– Нет. Я жду, когда за мной заедут.
Он наклоняется ближе ко мне: он пахнет кремом после бритья, чем-то сильным.
– Я уверяю, что ты доберешься домой. Пойдем.
И затем он кладет свою руку на мою, обвивает пальцами мой локоть.
– Отпусти, - говорю я, пытаясь высвободить руку.
– Не будь такой, - страстно говорит он.
– Я серьезно, - я выдергиваю локоть. Он продолжает.
– Отпусти.
– Ой, перестань, Эмми, - он допивает свой напиток. Он даже не смог правильно произнести мое имя.
– Я не кусаюсь.
Затем он начал стягивать меня со стула, что бы в моем нормальном состоянии у него вряд ли получилось, но, опять же, мое чувство баланса меня подвело. Не успев осознать все, я уже стояла на ногах, а потом прорывалась через толпу.
– Я сказала, отпусти, ты, чертов осел!