КОМ 3

Войлошников Владимир

— Насколько я могу судить, в данном случае долг чести взыскан полностью, и моего вмешательства не потребует, — и снова принялся за обед.

А ведь и правда, мог полезть мою честь защищать, — понял я, — ещё и подставился бы! Тут всяких змеищ хватает…

И тут за моим плечом сконфуженно покашляли. Иван прям расплылся. Ну, что опять?!

Позади стоял тот нервный тип из клуба по вооружению и лицо у него было такое, как будто он только что узнал, что тот куриный суп сварили на самом деле из лягушек.

— Господин Печорин! — с коварным дружелюбием улыбался Иван. Ага, этакий приветливый волчара. — У вас какое-то дело?

Вокруг

расползалась тишина, и даже звуки приборов вязли в ней. Всё большее количество глаз таращилось на наш столик.

Денис замер над своей тарелкой, и я вынужденно обернулся к пришедшему, который всё мялся и кряхтел:

— Ну что? Съел?

— М-м-нэ-э-э… Я вынужден принести свои извинения, господин Коршунов. И… — он вытащил из кармана платочек и промокнул вспотевший лоб, — признать себя… уф-ф-ф… чрезмерно самонадеянным…

— Стоп-стоп! — возмутился я. — Однако, сударь, когда вы обвиняли меня в брехне, вы были куда как красноречивее!

— Вот именно, сударь! — голос Швеца раздался из противоположного угла обеденного зала весьма отчётливо. — Вы грозились признать себя лжецом и зазнайкой! Будьте же мужественны.

Печорин из бледного стал красным, вздёрнул подбородок:

— Пусть так! — быстро проговорил он. — Я признаю, что повёл себя крайне вздорно, выступив лжецом и зазнайкой. Приношу свои извинения.

Я встал:

— Принято, сударь.

Печорин резко развернулся и стремительно покинул столовую.

— Однако, занятные события происходят в вашем учебном заведении, — флегматично констатировал Хаген и поднял руку, привлекая пробегающего официанта: — Любезный, а штрудель у вас подают?

— Сделаем, сударь! — уверил тот и умчался.

ОПЯТЬ ЖЕ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО РАДИ НАУКИ!

Да-да, всё из неё. А вовсе не из-за того, что кое у кого шило в заднице спокойно сидеть мешает. Потащились мы на полигон пораньше — сразу после обеда. Собственно, меня немного напрягало, что я там «Саранчу» без присмотра оставил. Ну и пусть, что под замком. А ну как проникнуть особо ушные внутрь да свинтят что-нибудь на память? Нет, я понимаю, что мысль дикая, но, после бестолкового метания публики между опорами «Саранчи» по прибытии к университету, я от этих студиозусов ожидал всяких, даже самых идиотских выходок.

Но того масштаба зрелища, который организовали Петя с Серго, пока мы по обедам ходили, я даже не предполагал. Трибуны и смотровые площадки вокруг полигона были битком заполнены народом. Мне отчего-то сразу заезжий парк аттракционов вспомнился.

Откуда-то из глубины этой толпы раздавались обрывки голоса Витгенштейна, усиленные, похоже, рупором…

— Чего нос морщим? — слегка толкнул меня в бок Великий князь.

— Да вот думаю: только качелей и палаток с мороженым не хватает.

— Действительно, упущение! В следующий раз обязательно организуем!

Мы с Хагеном так синхронно на него воззрились, что Иван не выдержал и заржал:

— Что, купились?!

— Станется с тебя, — проворчал я. — Ещё бы балаган с Петрушкой приволокли.

— И бегемота, — вдруг сказал Хаген.

— Не понял? — удивился уже Иван.

— У Иркутской публики бегемот пользуется чрезвычайной популярностью, — с непроницаемым лицом выдал Хаген. — Думаю, и тут бы тоже прокатило.

— Братцы! Хорошо, что вы заранее пришли! — из-за трибун вывернул Серго. — Пилота у вас хочу похитить! Пошли скорей! Хаген, слушай. Против тебя будет «Алёша» под управлением

одного из лучших асов империи. Папаша Витгенштейн как услыхал, что русскимй шагоход с англским соревноваться будет, выставил самого знаменитого пилота из всех, которые были в его распоряжении. Легендарного, можно сказать. Так что задача твоя не из лёгких…

В общем, Серго увёл Хагена, Иван пошёл к Витгенштейну, вешающему характеристики шагоходов в микрофон, а меня завидели с одной из смотровых площадок энтузиасты-оружейщики, во главе с Пушкиным и Швецем, замахали руками. Пошёл к ним — в конце концов, не самая худшая компания для просмотра. Кроме того, если мне не изменяет память, председателем сего сборища было обещано мне почётное членство…

Швец, ожидавший, по всей видимости, почти лабораторных замеров и экспериментов, с заметной горечью переводил взгляд с небольшой группы участников военно-научного общества на толпу зевак, прогуливавшихся у полигона под ручку с дамочками, попивающих спиртное, делающих ставки и вообще прекрасно проводящих время:

— И принесло их на наши головы!

Я, конечно, тоже нервничал, но не так. А как если бы моя лошадь, скажем, в скачках участвовала.

— Как всё это досадно замедляет процесс знакомства с техникой! — подлил масла в огонь Пушкин.

— Совершенно, совершенно ненужная мишура и ажитация! — Швец раздражённо прихлопнул по перилам.

— Антон, не злись, — слегка рассеянно пробормотал я, разглядывая высокую человекоподобную фигуру «Алёши» рядом с цыплячьим корпусом «Саранчи». — Великий князь сказал: двадцать процентов от ставок пойдут на финансирование наших клубных разработок, — я скромно примазался одновременно и к Ивановой идее, и к участию в маго-науке.

Председатель, а за ним и секретарь, и ещё несколько близстоящих участников кружка повернулись ко мне с неподдельным изумлением на лицах:

— Но это ж огромные суммы! Огромные! Я же видел размеры ставок! — чёрные глаза Швеца в секунду разгорелись бешеным огнём. Он, небось, уже подсчитывал, чего и сколько сможет на этакие деньжищи закупить.

— Так и я о том же! Господа хотят зрелищ? — я обвёл рукой праздную публику: — Так пусть они их получат! Вообще, что это за наука, которая сама себя прокормить не может? Это просто непорядочно! — этот тезис я спёр уже у Петра. — И потом, ну правда, у студентов в массе своей маловато действительно интересных развлечений. И я сейчас не говорю о банальной пьянке и шашнях с противоположным полом. А вот такое представление, что мы устроили — это ж почти праздник на ровном месте.

Ну не совсем, конечно, мы. И тут-то я как раз имею ввиду учёных. И даже совсем не мы. Но заострять внимание Антона на подобных мелочах не стал. Парень был искренне рад открывающимся радужным перспективам, так зачем лишать его этого счастья? Тем более, что мои высокородные дружки действительно, от всей души, развлекались. И главное — абсолютно безопасно и — внимание! — всё в рамках закона. В точности как просил император.

Я смотрел на разворачивающееся представление. Ну понятно — Хаген. Фон Ярроу был в своей стихии и демонстрировал поразительное качество пилотирования. «Саранча» под его управлением летела танцовщицей, нет — балериной. И то, с какой скоростью он вписывал её в ворота препятствий, вызывало восхищенные вздохи не только барышень. Ага, кричали женщины: «Ура!» — и в воздух чепчики бросали. Убей не помню, откуда* фраза, но оченно точно описывает происходящее.