КОМ 4
Шрифт:
Но стрелять перестали не поэтому. Судя по всему, у половины тупо закончились боеприпасы. А остальные прекратили стрельбу, видя бессмысленность происходящего. Хотя не все. Тот самый пацан, что принялся стрелять первым, бросился на меня… и попытался ударить… стулом.
— Думкопф! — рявкнул я ему прямо в лицо.
Пацан побледнел и плавно стёк в обмороке.
— Эмме всегда отличалась некоторой неуравновешенностью, — задумчиво проговорил доктор, выходя у меня из-за спины, где благоразумно спрятался на время стрельбы. Почему-то он верил в мою мощь гораздо сильнее, чем в ручное оружие
— Эмма? Это девушка? У вас берут в пилоты девушек? — Ошибиться было невозможно, на лежащей фигуре был стандартный комбинезон пилота, который у разных стран отличался лишь деталями да цветовой гаммой, обычно темной. — Куда катится мир? Так, доктор, тут все знают русский?
— Да, одним из условий работы здесь было знание языка. Некоторые знают даже чукотский! — почему-то с гордостью произнёс Заменгоф. Наверное, это он его и знал.
— Слушать меня всем! База захвачена… Мной! Как вы могли убедиться — ваше оружие бесполезно! Если желаете стать моим обедом, милости прошу! — Я улыбнулся, показав полный набор зубов. — Ваша казарма будет заблокирована. Любого, предпринявшего попытку покинуть это помещение и тем более любого замеченного в коридорах — съем! Доктор, тащи эту дуру, это мой сегодняшний ужин!
Кажется, я перестарался. Эта самая Эмма очнулась посреди моей пламенной речи и, судя по запаху, обоссалась, а потом снова грохнулась в обморок.
— Слушаюсь! — А вот Заменгоф вообще не страдал сантиментами. Сказали: «тащить на ужин» — он и потащил. Что характерно, за ноги.
ДРУГАЯ МОРАЛЬ
Мы вновь вышли в коридор.
— Теперь в столовую?
— Давай.
Так и шли, сначала доктор, который волок Эмму, потом я. В столовую вели широкие двустворчатые двери со стеклянными вставками — для разнообразия, видимо. Доктор отпустил одну ногу Эммы, которая брякнулась о пол, и открыл одну створку.
— Сразу им скажи, что если будут визжать — съем их!
— Понял, фрайгерр.
Через некоторое время я подцепил дверь когтем и зашёл в столовую. Огляделся. А чего я ожидал? Совершенно спартанский армейский интерьер. Голубые стены, белые столы. На стенах, разве что, пара картин. Пейзажики какие-то городские. Около раздаточной замерли четыре человека в белой поварской одежде. Две девушки, женщина и пожилой мужчина. Рядом с ними стоял доктор и что-то эмоционально объяснял. Бешеная Эмма сидела у их ног, прислонившись к прилавку, и с округлившимися от ужаса глазами переводила взгляд с одного на другого.
— Фрайгерр Коршунофф, персонал нашей столовой будет очень рад приготовить вам ваш ужин.
Чего?
— Какой ужин?
Есть! Есть хочу! Ну или напугать!
Заткнись!
Обидно!
— Ну её же! — доктор ткнул пальцем в Эмму, которая сидела, по-моему, онемев от ужаса. — Как вам её приготовить?
Кажется, доктор слегка двинулся в своём желании угодить мне буквально во всём… Это ж надо вот так… Или сюда, на эту базу, набирали людей с максимально «гибкой» моралью или что-то подгнило в этих ваших Нидерландах. Так протухло, что аж до России-матушки несёт. Нет, ну это ж просто в голове уложить невозможно! И чего
Давай их обманем и напугаем!
Гос-споди, ты ещё кто?
Это же Я! Ты зовёшь меня Зверем!
Голос Зверя в моей голове изменился. И изменился как-то рывком.
Я — учусь! Да! Страх — это тоже вкусно! Есть чужой страх! И любопытство! И смех!
И что ты мне предлагаешь?
Позволь мне говорить! Я плохо говорю! Ты можешь меня убрать, или помочь, если я ошибусь! Мы вместе! Ты и Я! Самые-самые!
Это прям а-та-та какое-то! И что будет дальше? Потом я подумал и мысленно махнул рукой. А давай!
Тело слегка качнулось, когда Зверь брал его под свой контроль, а я изо всех сил старался не отпустить вожжи. Это было, как управлять лодкой в таёжной реке — поток несёт тебя, но направляет лодку сквозь буруны твоя воля…
Красиво! Потом покажешь?
Хорошо, покажу. Там и правда красиво. А какая там рыбалка!
Хочу!
— Вы! Слушать меня внимательно! — Речь Зверя была ещё не ровной, он, казалось, специально выбирает короткие, рублёные фразы. Но повара как-то внезапно вытянулись по струнке и принялись внимать чуть ли не с трепетом. — Её вымыть! Аккуратно! Одеть тепло! Ты! — Он качнул мордой в мужчину-повара.
Как же он восхитительно боится!
— Большой таз варёного мяса! Без специй, без соли! И на чём лежать! Мне лежать! Мясо будет есть она. Потом я буду есть! — А теперь вкусным ужасом захлёбывалась Эмма. — Если с моей едой что случится, и она будет невкусной и мёртвой — съем вас! И я чувствую яд! Ясно?
Четвёрка поваров судорожно закивала. Волны ужаса от них расходились буквально по всей столовой.
— Выполнять!
Я недоумевал — зачем?
Я расскажу. Ты главный, ты старший, ты самый-самый! Ты умный! Ум — сила! Я понял! А я самый хитрый!
И?
Сейчас! Мы шли сюда, там были берлоги, которые можно закрыть.
Тюремные камеры?
Да!
Зверь стремительно учился, я буквально чувствовал, как он роется в моей памяти, подбирая правильные образы и слова. И была огромная радость что он, как ему казалось смог уловить, как мне угодить.
Мы запрём самку в камеру. Накормим её и поедим сами — мясо. Не её, а мясо!
Я понял!
Дадим ей на чём лежать и укрыться. Меха нет — иначе самка замёрзнет. Все будут думать — мы её съели. И бояться!
И бояться. А ты не думаешь, что они от отчаянья могут чего сотворить?
Я чувствую запахи. Мы заранее узнаем злость и агрессию.
Понял. Ты и правда хитрый!
Я улыбнулся. Это становится интересным.