КОМ 4
Шрифт:
Нет! Нельзя есть!
Почему? Пахнет вкусно! Очень! Опять какие-то двери, выламываю их. За ними истошно кричат. Неприятно. Двумя ударами прекращаю вопли. Красное. Ам!
Плюнь! Плюнь!
Тьфу, ты доволен? Не ори у меня в голове!
Это моя голова! Моя!
Кто ты?
Я — Илья Коршунов!
Какое смешное название. Длинное. Тут нет длинных названий. Есть опасное. Есть вкусное. Опасного мало, вкусного го-ораздо больше! Из-за угла выбегает двуногий. Вкусное!
Нет! Плюнь!
Тьфу! Вот ты зануда…
Соколовский
Кто это?
Я? Кто я? Я — Илья Коршунов, хорунжий Иркутского казачьего войска!
Кто? Я? Я — самый сильный! Самый невкусный! Сейчас ещё в эту берлогу самочку…
Серафима!
Что?
Серафима! Аркаша! Серафима, вспомни!
Бл*дь! Я сел на задницу у развороченной двери. Впервые с момента схватки с белым медведем-людоедом я осознанно посмотрел по сторонам.
Это, конечно, крындец, господа. Я сидел в каком-то коридоре, под нервно мигающей лампочкой. И с некоторой оторопью смотрел на дело рук… лап?.. своих. Обломки дверей, лежащие рядом несколько разорванных тел. Слава Богу, сожрать их не хотелось.
Тебе. Я — хочу.
Так, это надо полагать, голос зверя. Голос зверя в моей голове. Огромные лапы. С когтями, нда. Тушка, насколько я могу себя оглядеть, принадлежит белому медведю. Очень крупному. Нет, гигантскому. Если прикинуть, соотношение между мной и теми тварями, что тут человечиной прикармливали…
Вкусно?.. — уточнил внутренний зверь.
Хрен там плавал! — сердито ответил я. Ещё не хватало себе подобных жрать!
Двуногие голые и слабые, — обиженно ответил зверь.
— Заткнулся! — вслух выкрикнул я и сам вздрогнул от собственного голоса. Он показался мне абсолютно чуждым. Смесь низкого рёва и рыка. С другой стороны — спасибо, что голос есть!
Итак, я, значицца, оборотень… Интересное кино…
И тут меня словно кувалдой по башке ударили! Куча разрозненных моментов закрутились и построились в единое полотно — и неоднократная реакция на меня Багратионовских родичей, и странные их полунамёки, о которых говорить не принято, и разговор бати с маманей в ночь перед отлётом.
Ах ты ж, ядрёна колупайка! Вот она, пробудившаяся кровь! Ну, спасибо, Евдокия Максимовна! Без предупреждения-то мне куда как легче с проблемой справиться!
Я тряхнул головой и сердито рыкнул.
Итак, судя по всему, это у нас и есть искомая база. Похоже, тут у них какая-то шахта, что ли? Ну, не могли же они так забуриться? Это ж в тайне надо копать. Сколько месяцев потребуется? Хотя… если у них хорошие геомаги…
Хорошая берлога. Тёплая.
И этот со своими комментариями! Что, у меня так теперь и будет два голоса в башке? Ладно. Теперь надо найти выживших.
И съесть.
Вот это отставить, пень горелый!..
Я встал. Как тут всё управляется? Вымерзнет же всё! Удивительно то, что взгляд находится на прежнем уровне. Это ж какого я размера?
Самый невкусный! Самый-самый!
Да
Посмотрел вниз на руки… на лапы… когти!.. если сравнивать с лежащим рядом трупом — сантиметров пятнадцать. Мама моя!
Я самый-самый! — как будто тише, на краю подсознания проурчал зверь.
Да-да, я слышал. Я понял.
Обратно пришлось идти по следам разрушений. Неслабо я повеселился! Особенно впечатлили разогнутые решетки, перегораживающие коридор. Чем это я их? То, что это я — сомнений не оставалось, но всё равно — перебор. Там же прутья в большой палец толщиной!
Пф! Большой палец двуногого!
Не успел я вступить во внутреннее препирательство, как услышал тихий женский плач и скороговорку, вроде как мужскую.
За ещё одним поворотом оказался ещё один вроде как шлюз. Короче двери, перегораживающие проход целиком. Подошёл. Из-за двери раздражающе пахло смесью чего-то острого химического и… страхом.
Вкусно! Давай достанем?
— Открывайте. — я бы на такое не открыл. Ужас же! — Открывайте или я сломаю дверь! Считаю до трёх. Раз. Два…
— А вы нас не съедите? — раздавшийся голос заставил задрать голову. Откуда это он? А-а! Черный блин громкоговорителя под потолком.
— Хотел бы съесть — выломал бы дверь! Хлипкая она у вас.
Почему «хотел?» Хочу! И съем!
Я сказал: НЕТ!!! Терпеть и ждать!
Я с трудом загнал рвущегося наружу зверя. Это если у Багратиона каждый раз вот так — это ж полное а-та-та!
Дверь, щёлкнув, приоткрылась.
За ней в длинном, узком для меня, коридоре стоял тощий мужичок в белом халате. Пенсне на левом глазу запотело и вообще от него густо — и Вкусно! — пахло страхом.
— Кто таков? — я повёл носом. — Если ты думаешь облить меня той хренью, что прячешь за спиной — сразу говорю: не поможет! Убери её и давай говорить.
— Д-давай…те. Хорошо… я сейчас.
Мужичок осторожно наклонился и поставил на пол литровую склянку с вонючей ярко-синей жидкостью. Интересно, что это?
— Кто таков будешь?
— Д-доктор. Заменгоф… Людвиг.
— Немец что ли? — ядрёна колупайка, как там Хаген? Надо быстро тут закругляться и к нему бежать!
— Почему немец? Поляк.
— Отлично, поляк! Сейчас ты быстро идёшь за мной. Аккуратно, может, остался кто живой, чтоб не пристрелили тебя!
— Зачем?
— Вопросы потом! Быстро!
Как же тут всё тесно-то, а! С некоторым трудом развернулся и побежал к выходу. На улице уже совсем стемнело. Перепрыгнув наметённый сугроб у входа, я бросился к «Саранче». Сквозь бронестекло было видно тело Хагена, повисшее на ремнях. Пахло кровью, но, кажется, не смертью. Где этот, мать его, доктор? Я злился и нарезал круги вокруг шагохода, попутно оттащив тушу мёртвого медведя.