КОМ 5
Шрифт:
Поехал я один, рассудив, что Серафиме с девчонками общаться гораздо приятнее, нежели на наши шахматные баталии глазеть.
На дверях небольшого двухэтажного дома красовался новомодный электрический звонок. Двери открыл лично профессор.
— День добрый! — раскланялся я.
— Ну, скорее уже добрый вечер, голубчик! Как я рад вас видеть! Таки пришли пару партеек сыграть!
— Не без этого. Но и… — Я поднял объёмный пакет.
— И что это? Я прямо теряюсь! Проходите-проходите…
— Супруга передала. Домашние гостинцы. Вот сейчас вместе и посмотрим. Там всё так упаковано,
Мы прошли в довольно строго убранную гостиную, если не считать разбросанных по плоским поверхностям книг, кипу газет на одном из кресел и непременные шахматы — на совершенно шикарном специальном столике
— Вы меня заинтриговали! Сейчас посмотрим, посмотрим… — Профессор пристроил пакет на стул, вынул из него бумажный свёрток и развернул Мартин штрудель. — М-м! Какая прелесть! Это с чаем… А это… Господи, вы посмотрите на эту красоту! — Доктор достал из пакета аккуратно свёрнутые кольца домашней кровяной колбасы, и брови его сложились драматическим домиком. — Голубчик! Дорогой вы мой человек! Простите меня великодушно! Но! Это я буду есть один! Возможно, под одеялом, в одиночестве, в тайне от всего мира! Это ж кровянка, да? Домашняя?
Что-то доктор впадает в ажитацию…
— Конечно, домашняя. Матушка к праздникам прислала, они как забой устроят, так и…
Доктор стоял прикрыв глаза, держа против лица круг колбасы и мечтательно нюхал. Вот уж не знал, что прям такая редкость — кровяная колбаса в Новосибирске!
— Вы не понимаете, да? — Он аккуратно завернул пачку колбасных спиралек в шуршащую пергаментную бумагу. — Думаете, доктор Гончаров рассудком тронулся на почве колбасы? Хе-хе! А, знаете, возможно, и так… Вы, мой дорогой человечек, когда спустя годы получите привет из дома… Давно покинутого дома. Хотя бы в виде запахов… вот этой вот колбасы, почти такой же, что ел с дедом в зимовье… — Он смахнул слезу. — Вы меня поймёте… Я буду есть её по утрам, по одной… С яичком и чёрным хлебом… Да!
Он помолчал, успокаиваясь.
— Вы так мне угодили, дорогой Илья Алексеевич, что я даже не знаю, как вас отблагодарить! Я распакую подарки вашей уважаемой супруги позже, вы не против? Мы сегодня не будем играть в шахматы! Мы будем пить кофе с перцем и есть этот прекрасный пирог! И разговаривать!
Он ушёл на кухню. Спустя пару минут вернулся и поставил на стол серебряный кофейник.
— Сейчас я принесу кружечки, а вы голубчик, нарежьте пирог.
— Это штрудель, профессор!
— Да хоть бы и так. Всё равно, режьте, будем вечерять. Тем более, что я ждал вас. У меня к вам вопро-ос! Прямо заинтриговали вы меня! А тут вы приходите и сбиваете почтенного доктора медицины с мыслей кровяной колбасой! Негодник!
— Дак я же не специально! Я вообще не видел, что там жена в пакет кладёт…
— Супруге вашей, передавайте от меня нижайшие поклоны! Я, может, теперь постоянно
— Так милости просим! Хорошему гостю завсегда рады!
— Ловлю на слове… Но слишком часто вас беспокоить не смогу… работа, больные, да и научная, опять же, деятельность, будь она неладна…
— А что за вопрос-то, доктор?
Он остановился и ненадолго замер:
— А это по поводу той головы, что мне предоставили жандармы. Говорят, её вы принесли, милейший? Может поделитесь подробностями?
— Дак, это, почитай, последний, кто в тот бордель, прости Гос-споди, заявился. Важный…
— В белых одеждах, да?
— Ага. В белых… а вы его знали?
— Корнелис де Ланген. Выдающийся врач, шеф-повар клиники внутренних болезней…
— Ага…
— А все думали: откуда у него такие деньги на исследования? Руки на симпозиумах пожимали! Я как отчёты после вашей поездки прочитал — мыл эти самые руки в пяти водах, и всё равно чувствую себя грязным. Негласное мнение от всех врачей, как минимум России, за это я могу поручиться, а может, и… — Он покачал пальцем. — Вам, голубчик, и вашим родным и близким — всё лечение! Любое лечение! — бесплатно! И если вы кому денег предложите, сразу предупреждаю: обидите. Вот так вот! Детишек высасывать! Вампиры новорощенные! Всех к ногтю!
— Ну, я так и сделал…
— И правильно, милейший! Правильно! А чего же вы кофе не пьёте? Это уникальный, так сказать, рецепт! В Южной Америке меня научили.
И мы пили кофе, ели штрудель и болтали о всяких пустяках.
А кофе, кстати, оказался выше всяческих похвал. Надо к нему Марту заслать — пусть рецепт выведает…
ПАСХАЛЬНЫЕ КАНИКУЛЫ
Очень непривычные у меня ощущения поначалу от этого семейного сбора сложились. Странные… Вроде, и рады мне все до слёз, и гулянья широкие, по чину — всё ж таки Праздников Праздник — ан что-то не то. И только когда детей с нянями играть спровадили, а взрослые собрались за стол да рюмки-то в сторону отставили, стало ясно, что разговор сейчас серьёзный пойдёт.
— Ну что, мать, — батя сурово посмотрел на матушку, — говорил я тебе: предупреди сына. Глядишь, и ловчее бы всё прошло.
Маман, что бывает с ней до чрезвычайности редко, ни слова поперёк не сказала, только покаянно вздохнула.
— Рассказывай теперь, — велел батя. — По порядку давай, чтоб младшим всё понятно было.
Кроме матушки за столом сидело ещё трое её братьев, все младше неё, да и привыкли все давно, что сказать она может складнее, так что — ей и отчитываться.
— Началось всё в позапрошлом веке ещё. Прапрапрадед жену с северов привёз, там её Айгын звали, а тут в Арину перекрестили. Из сильного шаманского рода она была, отец её — великий медведь, по-ихнему-то. А вот она ни разу за жизнь не оборачивалась. Может, потому что совсем молоденькой муж её у рода забрал да от снегов-льдов увёз — того не знаю. Но предупреждение было от её отца, чтоб пять поколений следили да детей предупреждали: может медвежья порода через кровь передаться. Мол, если в пяти поколениях ничего не будет — то и всё, значит, угас дар. Я почему вам ничего и не говорила. Вы ж шестые!