КОМ: Казачий Особый Механизированный

Войлошников Владимир

— Так. Прекращаем кошачьи вопли! Доставай мой комбинезон пилота, он, слава Богу, в порядке — и за мной в порт. Молчать, я сказал!

И представьте себе, она дисциплинированно заткнулась и бросилась выполнять приказы. Вот что немецкая кровь значит! Орднунг — наше всё.

А почему комбинезон, а не парадную форму? А вот. Опасался я, как бы ещё какое приключение мне на голову не свалилось. Повседневную форму Марта сразу поволокла, замочила, если с парадкой что случится — в чём я завтра на свидание пойду, а? В пилотском комбинезоне? Очень смешно.

Свиданием

я рисковать не хотел, родню парадной формой не удивлю, они меня всякого видали, так что, как любил говаривать наш полковой интендант: выбор очевиден. К тому ж, помчим мы всё одно на шагоходе.

По итогу, до Карлука мы добрались уже поздним вечером. И это хорошо, что на «Саранче» — конным экипажем вообще бы впотьмах прибыли. Гости распевали за столами на усталом энтузиазме. Чувствую, уже всё выпито и съедено. Так, остаточки подбирают. И тут я! Ага — встречайте, кто на ногах стоит.

Не, ну встретили, конечно, и даже матушка от приветственных воплей удержалась. Смотри-ка, блюдёт обещание. После штрафной рюмки чаю, значит, рассказал о причине задержки.

Зря.

Вот реально, нахрена мне это надо было? Сказал бы, что вчера злоупотребил — поверили бы, и всё норм… Так нет же!

Половина казаков на пьяную лавочку решила вот прямо сейчас ехать бить хунгузов!

Я им:

— Так непонятно, хунгузы это вообще были или нет?

— А не важно! — отвечают. — Мы найдём, кому чего выписать!

Еле уболтал до завтра подождать. Мол, на свежую (ну или, в их случае, трезвую) голову по-любому лучшее будет. Сам дядьёв спрашиваю:

— Городовой где? Кто эту ораву буйную завтра угомонить должон?

А они мне:

— Вон, у плетня лежит.

Ах ты, титька тараканья! Вот не было же хлопот! Судя по всему, он завтра этот их пьяный набег на Иркутск и возглавит. Вот как проснутся, похмелятся — и всё, «Мальбрук в поход собрался»!

ЧАИ ГОНЯЕМ

Но, слава Богу, утром, едва я продрал глаза, в усадьбе обнаружился батюшка. И я не своего папаню имею в виду, а нашего Карлукского настоятеля, явившегося после воскресной службы (на которой он не обнаружил добрую четверть мужской части своей паствы) увещевать и наставлять заблудшие души.

И вот тут-то я и узнал, что такое «кары египетские, аспидам винопийным да похмельным на голову посылаемые…» Попик ругался так виртуозно, что эти самые похмельные казаки только морщились и втягивали головы в плечи. Досталось даже городовому, хотя в обычное время они с батюшкой выступали единым фронтом на ниве вразумления провинившихся. Пожалуй, только я да Марта избежали матерных отповедей. Я — как героическая личность, а Марта потому как сроду алкоголь не пила, и даже обычные в женском обчестве сладкие наливки недолюбливала.

Так что «алкогольный мятеж, подрыв порядка и лично госуда-а-аревой (палец гневно в небо!) власти!» не состоялся. И хорошо.

А вдвойне хорошо, что батюшка наш в целительной магии шарит, от щедрости душевной больные головы «овцам заблудшим» полечил, после чего искренне раскаявшиеся радостно вымелись со двора, пока батёк на второй

круг с проповедью не пошёл.

После разгона похмельной братии в усадьбе настала тишь да гладь, да полная благодать. Батя самовар давай кочегарить. Деловитая маман с утра летала по дому в прекрасном расположении духа.

— Ой, Ильюша! Поди-ка! Чуть не забыла, так и запурхалась бы!

Такие заходы меня сразу настораживают.

— Чё, мам?

— Да чё настрополился-то? Иди, чё покажу!

Слава Богу, никаких страшных «сурпрызов» не обнаружилось. Маман с гордостью продемонстрировала нам «партаменты», в которых будет проживать Марта — ну, это в будущем ещё. Такой симпатичный флигелёк, и даже с отдельным санузлом. Эти удобства как в моду вошли, по первости-то, вообще казались верхом роскоши. Это сейчас почти у кажного прям в избе — и тебе душ с горячей водой, и тёплый туалет. Расчухал народ, сколь комфорту прибавляется, возрадовался! А то по нашим зимам бегать на улицу, как я в детстве — не набегаешься. Особливо для баб с их деликатным устройством.

Комната хорошая, светлая, кровать с высокой периной, покрывало шёлковое китайское переливается, три подушки горкой, комодик кружевной салфеткой накинут (это, по-любому, сестра Лизавета расстаралась), стол рабочий с письменным прибором, пара стульев да выгородка, шторками завешанная, с крючками-плечиками для одежды.

Марте очень понравилось, глазки заблестели.

А маман-то хитрюга! Ишь, за прошлый вечер как расстаралась! Дескать, раз уж ты вместо котёнка сиротку с фронта привёз — так глянь, как мы к ней со всей душой. Дипломатия!

Пришлось хвалить, раз такое дело.

За утренний чай сели уже только семьёй, и я обстоятельно обсказал: чего, где, как, и вообще — нахрена это я в банк полез. По-моему, больше всего маманю с сестрами обрадовал образ некоей Серафимы и мои сегодняшние предстоявшие с ней «променады». Это, прям… даже… некоторым образом, настораживало.

Я собрался с мыслями и твёрдо (ну, я надеюсь) заявил:

— Маман. Сеструхи. Ежели я увижу в моём будущем свидании тень… — чёт они не сильно прониклись, пришлось встать и слегка нависнуть: — Я сказал внятно: ТЕНЬ!.. Вашего!.. Присутствия!.. Считайте, что я не ваш сын, и не ваш брат. Свою жену, спутницу на долгие времена, ту, что я буду беречь и любить… Ай, раскудрить твою через коромысло! Чего вам объяснять, а?! Жену я буду выбирать сам, и без ваших, несомненно, умелых подсказок! Ясно сказал? Или повторить для особо упёртых и непонятливых?

Таковых не нашлось. Ну, по крайней мере, на словах… Но и это было огромным завоеванием. Таки за полгода разлуки присмирели. Или притаились…

Афоня, Катин муж, перевёл разговор на транспортную тему:

— Алексей Аркадьевич, получил я подтверждение по дирижаблям. Наша очередь четвёртая и пятая.

— Что, сразу два можно взять? — удивился батя. — Ты ж говорил, только один?

— Я на Илюху сразу подал. У него уж третья компания, да не просто, а с боевыми! Он теперь тоже ветеран считается.