Кома. 2024
Шрифт:
– Женя, познакомься, это мой друг Сергей Петрович Нырков.
– Очень приятно, - приветливо отозвалась я.
– Близкие друзья называют меня просто Серега, - пробасил мой новый знакомый и улыбнулся. Его улыбка была весьма благожелательной, а пронизывающие шипы в глазах исчезли.
("Решил все же причислить к друзьям").
– А это Женя. Евгения Ильинична Свенсон, урожденная Максимова, - высокопарно представил меня Гольский, обернувшись ко мне в пол-оборота.
– О ней, Серега, я тебе много рассказывал. Именно ее приезда мы с таким нетерпением ждали.
– Я понял. Ну что, други, поехали?
– опять пробасил Сергей Петрович и, не
Маленькая юркая "Элли", управляемая искусным водителем выехала со двора, шустро объезжая все препятствия. Погода благоволила нам и на всем протяжении пути к Заозеровке, дачному поселку, где находилась дача Гольских. Мы о чем-то болтали и дружно хохотали над анекдотами, которыми сыпал Нырков. Лада тоже оживленно участвовала в наших разговорах. И я просто не узнавала ту зажатую и закомплексованную девочку, какой я увидела дочь своих друзей в день знакомства.
По дороге довольно часто можно было встретить баннеры с пропагандистскими лозунгами, но я старалась не обращать на них внимания. Я была полностью поглощена общением с Гольскими и их другом. Правда, проезжая мимо какого-то сельскохозяйственного предприятия, мой взгляд все же зацепился за деревянный щит, на котором была изображена краснощекая бабища с серпом в руке. Изображение дородной колхозницы было полностью слизано с агитплакатов 30-х годов прошлого века. Надпись на щите гласила: "Сельчанин, твое место на родной земле!", но какой-то смельчак красной краской крест-накрест перечеркнул предлог "на" и заменил его буквой "в". ("Да, с фантазией у них скудновато. Придумать что-то новенькое, видать, было трудно. Но все же еще есть те, кто пытается хоть как-то сопротивляться").
Минут через пятьдесят, Нырков притормозил у высокого металлического забора, огораживающего дачный поселок по всему периметру. Гольский резво выскочил из машины, подбежал к воротам и проделал какие-то манипуляции с замком (из-за его спины мне не было видно, как открывается запорное устройство ворот). Наверное, Серега заметил отразившееся на моем лице недоумение, поэтому произнес через плечо:
– Не удивляйтесь, Евгения Ильинична. Это вынужденная защита от беглых Лишних и Послушников.
– А что и такие имеются?
– Увы, да.
– Понятно.
Гольский вернулся в машину. Заржавевшие ворота, издавая скрип напоминающий стон, медленно распахнулись. Мы въехали в Заозеровку и буквально через пять минут остановились у дачи Гольских.
Это был весьма добротный сельский дом с солидным участком земли. Стараниями родителей Мары сад и огород всегда были в идеальном порядке и на зависть соседям щедро плодоносили. Позднее Мара рассказала мне, что мать и отец после выхода на пенсию несколько лет жили только здесь. Сложив уме два и два, я прикинула, что родители Мары должны быть еще живы и находиться в полном здравии. Но подруга почему-то до сих пор ни разу не обмолвилась о них. Я припомнила, что Павел тоже ничего не рассказывал о своих родителях. Я по-прежнему так ничего не узнала и о старшем сыне друзей. Это странное нежелание Гольских говорить о близких людях порождало массу вопросов. Но я чувствовала, что мне не стоит торопить события. Когда придет время Гольские расскажут мне и о своих родных.
Выбравшись из машины, Мара отправилась открывать калитку, а мы принялись перетаскивать сумки и пакеты из багажника "Элли" в дом. Гольский нетерпеливо подгонял нас:
– Братцы, шевелитесь, а то местные рыбаки переловят всю нашу рыбу.
Мы посмеялись над его нетерпением закинуть удочки,
Павел загнал машину в гараж и мы, нацепив свои рюкзаки и распределив между собой удочки, бодро потопали на рыбалку. Наша маленькая компания миновала центральную улицу поселка и свернула на грунтовую дорогу. Когда мы приблизились к лесу, путь нам преградил закрытый шлагбаум. Возле него возвышался вбитый в землю столб, на котором висел банкомат старого образца.
Гольский вытащил из кармана джинсов купюру (кажется в десять талеров), просунул ее в верхнее узкое отверстие устройства и набрал на панели длинный код. Потом поднес правое запястье к экрану и нажал на зеленую кнопку. После слов: "Операция произведена успешно", банкомат выдал чек из второй щели, расположенной в самом низу аппарата. После этого стрела шлагбаума поднялась, и мы двинулись к реке. А мне в голову пришла шальная мысль, что мы могли просто обойти неожиданную преграду и не платить вздорный побор за то, что хотим провести выходной день на природе. Меня поразил еще и тот факт, что у моих друзей даже мысли не возникло о том, чтобы проигнорировать установленное кем-то это дикое правило, тем более что кроме нас на дороге никого не было. Я бы еще поняла друзей, если бы и лес, и река находились в частном владении. Хотя... Кто знает? Может быть уже есть какой-то собственник этих земель, только люди об этом не подозревают. И граждане Элитарии даже и не догадываются о том, что им уже давно здесь ничего не принадлежит: ни земля, ни реки, ни озера, ни леса. Ну..., наверное, их собственные жизни пока еще принадлежат им самим. Но так ли это?
– Покажи-ка чек, - попросила я, поравнявшись с Павлом.
– Ну и любопытная же ты, Женька, - засмеялся мой друг и подал чек: - Держи! Только верни потом.
– Ладно, - согласилась я.
На серой, дрянного качества бумажке было выбито: "Гражданин Гольский П.А. Оплачено: 12 часов нахождения в лесу: за 5 человек - 5 талл. Рыбалка: за 5 человек - 5 талл. Вход разрешен". А еще более мелким шрифтом на чеке указывалось название реки Язь и допустимое количество улова, выраженное в килограммах.
– Ну и ну...
– протянула я и вернула талон Павлу.
– А за воздух вы еще не платите?
– За воздух, уважаемая Евгения...
– Можно Женя, - поспешно перебила я Ныркова.
– Хорошо, Женя, - мягко согласился Серега и продолжил: - За воздух мы не платим, не расстраивайся. Но за сбор грибов, ягод и целебных трав - платим.
– Да уж, весело вам тут живется, - с горечью отреагировала я на новую информацию и почувствовала, как градус моего настроения резко пошел вниз.
– Не думай об этом, подруга. Мы к этому давно привыкли, - похлопал меня по плечу Гольский.
– Мы платим абсолютно за все: за медицину и школы, за ношение и обслуживание наших чипов и СЭФ. За общенациональную компьютерную сеть и еще за бог весть за что.
Я снова поразилась. Пашка говорил о страшных вещах равнодушно и почти спокойно, словно все происходящее в Элитарии - это есть нечто привычное, обыденное, повседневное. А еще в интонациях его голоса я не услышала ноток боязни быть услышанным.
Павел внимательно посмотрел на меня и с легкостью прочел все мои мысли. Немного поразмышляв о чем-то, добавил:
– К счастью в этом районе еще нет столько прослушивающих антенн, как в городе. Ну не могут они пока охватить всевидящим оком Саурона все территории. И наш поселок - одно из таких редких мест. Но, надо полагать, уже совсем скоро они доберутся и сюда.