Кома. 2024
Шрифт:
– Максимова, прекрати хулиганить! Это неприлично, - строгим голосом приструнила меня подруга, а потом к моему удивлению громко и искренне засмеялась. Я ожидала от Мары чего угодно: нотации, тихого боязливого лепета или опущенных в пол глаз. Но только не этого веселого и громкого смеха. Неужели Мара позволила себе расслабиться, чувствуя себя в безопасности в металлической коробке "Элли"? Или просто вчера что-то изменилось? А может у нее появилась надежда, что все скоро изменится и она сможет дышать свободно и счастливо жить дальше? И скажу честно, эта маленькая перемена, произошедшая с моей подругой,
Мара аккуратно отъехала от бордюра и сказала:
– Прежде чем ехать на кладбище, нам надо заправиться.
– Я не против, подруга. Времени у нас предостаточно. Вечером сразимся в покер? Вы фишки сохранили?
– А то! Мы и сейчас иногда поигрываем. Серега часто составляет нам компанию, да еще Венька, наш сосед с пятого этажа.
– На что играете?
– Когда есть деньги, то на них. Ставки, конечно, грошовые (копеечные). Ну, а когда денег нет, тогда на спички.
– Сегодня тоже будем играть на спички?
– Да, а на что же еще?
Мы с Марой переглянулись и рассмеялись.
– А помнишь, как Пашка учил нас класть фишки и как блефовать на самых высоких ставках?
– спросила я, когда мы немного успокоились.
– Да, было весело. Особенно, когда самая высокая ставка - это десять рублей. А еще я часто вспоминаю, как он с самым серьезным видом рассказывал нам о признаках блефа. Было очень смешно смотреть, как серьезный мальчик из интеллигентной семьи расширял ноздри, дергал веками и почесывал макушку или бровь, - счастливо вспомнила Мара.
– И как мы ржали, когда Пашка всучил тебе зеркало и заставлял делать непроницаемое лицо, - вставила я.
– Да, он всегда говорил, что на моем лице можно прочесть все, о чем я думаю.
Вскоре мы выехали на Октябрьский проспект и остановились у фонарного столба. Он был оснащен миниатюрной зарядной станцией. Мара вышла из машины и открыла крышку зарядного устройства, расположенного возле дверцы водителя. Затем поднесла правое запястье к экрану ЭЗС и получив добро на заправку, подключила тоненький шланг к розетке. Вся эта операция не заняла и пяти минут. Когда же Гольская вернулась в машину, я полюбопытствовала:
– Сколько времени займет заправка?
– Минут десять, - ответила Мара.
– Раньше заправляться надо было всю ночь. Да и стоило это очень дорого. Но когда запустили АЭС и появились излишки энергии, заправка подешевела, да и сам процесс ускорился. ГГ когда-то купил в Эмиратах для своей "Теслы" какое-то приспособление, позволяющее быстро заправляться. Потом дал команду министру автомобилестроения изучить прибор и оснастить им наши "Элли".
– А платить, когда будешь?
– Уже все оплачено. Существует среднемесячная норма и тариф заправки "Элли". Мы делаем предоплату, а потом выбираем обязательное количество электроэнергии согласно норме.
– А если кто-то не выбирает эту норму?
– А кого это волнует? Главное, чтобы платеж был сделан в срок. Мы до сих пор выплачиваем кредиты, взятые у Иконии на строительство АЭС. И никто не знает сколько лет мы еще будем жить в нищете, чтобы рассчитаться со всеми долгами и кредитами, взятыми у Императора Иконии.
– В тот год, когда я уезжала говорили о двадцати миллиардах долларов.
– Возможно. Я уже не помню этого. Одно знаю: очень давно
– Но почему?
– А, чтобы мы спокойнее спали и не лезли куда не следует, - горько улыбнулась Мара и взглянула на панель управления.
– Все. Миссия выполнена успешно.
Я молча наблюдала как Гольская вытащила шланг из розетки и вернула его на место. У меня, в который раз появилось ощущение, что Мара хорошо осведомлена о происходящем в стране. И не было сомнений в том, что она знает о деятельности Павла и его друзей. Более того, она его помощница и единомышленница. По какой-то, только ей известной причине, подруга рассказывает мне не обо всем. Возможно, не вполне мне доверяет, а может быть просто щадит меня и мою нервную систему, подавая информацию дозированно, небольшими фрагментами.
Мы миновали центр города и въехали в большой спальный район, заселенный в основном работягами и простыми служащими. На языке современных реалий Элитарии - Средними и Низшими. Сейчас, когда-то шумный и находящийся в постоянном движении микрорайон, напоминал заброшенную деревню. Редкие прохожие, отсутствие детей и стариков, грязные обшарпанные девятиэтажки и "Элли", беспризорно стоящие во дворах. Конечно, сейчас утро и все давно разъехались по своим рабочим местам, но ощущение пустоты и отсутствия жизни преследовало меня на всем пути к Вознесенскому кладбищу.
("Там, наверное, веселее. Хоть бы собака бездомная пробежала или кошка").
Я попыталась сбросить с себя подступающую хандру и повернувшись к подруге сказала:
– Гольская, а я ведь не купила цветы. Надо куда-нибудь заехать...
– Не переживай, Женя, - перебила меня Мара, - эту проблему мы разрешим на месте. И мы уже подъезжаем.
– Да, вижу, - отозвалась я и вновь поразилась переменам произошедшим и здесь.
19.
Раньше Вознесенское кладбище, расположившееся на высоком холме и огороженное невысоким железным забором, хорошо просматривалось с дороги. Теперь же оно было скрыто высокой бетонной стеной.
Мара заехала на пустующую стоянку. Мы вышли из машины и направились в сторону широких глухих металлических ворот.
– Здесь почему-то закрыто, - разочарованно проговорила я.
– Не волнуйся. В воротах есть калитка. Она никогда не запирается.
Мара, как всегда, оказалась права. Калитка была чуть приоткрыта, а недалеко от нее на перевернутом ведре сидела растрепанная неопрятная старуха. У ног женщины стояли корзины со свежими садовыми и полевыми цветами. Я очень удивилась, когда узнала в торговке Григорьевну, женщину, продававшую цветы точно на этом же месте еще двадцать с лишним лет назад. Сейчас ей, наверное, было лет шестьдесят пять. За эти долгие годы Григорьевна разрослась вширь, а одутловатое синюшное лицо выдавало в ней запойную алкоголичку со стажем. Казалось, что старуха словно приросла к этому маленькому клочку земли. Она напомнила мне старое дерево, которое вырвать с этого места можно только с корнями, глубоко вросшими в землю.