Команда «Братское дерево». Часы с кукушкой
Шрифт:
29
Мудро поступает бабушка, что не позволяет отрезать хлеба больше, чем мы можем съесть, а кусочки, что остаются от обеда, бережно заворачивает в тряпицу и сберегает до ужина.
— В турецкие-то времена [5] , — говорит бабушка, — мы отруби ели, вместо кукурузного зерна початки мололи, а фашисты нагрянули — за горсть муки последнее с себя продавали. Упаси вас боже голод изведать.
Бабушка права. Вот и в книжке пишут, что каждый год на земле умирают от голода сотни тысяч людей. И столько же или почти столько умирают от обжорства, от тучности. В то время как одних косит голод,
5
С XIV века до Балканских войн 1912–1913 Македония находилась под Турецким господством.
— Все шиворот-навыворот на белом свете, и когда этому конец придет? — вздыхает бабушка.
30
Мы все еще прятались от Гино-Гино, но вечно так продолжаться не могло. В один прекрасный день он все-таки отыскал нас, но, странное дело, вместо того чтобы переломать нам ребра, спросил:
— Что это вы бегаете от меня?
— Да так… Слово-то свое мы не сдержали, маму твою пожалели.
Гино-Гино похлопал каждого из нас по плечу и усмехнулся:
— И правильно сделали. Теперь, когда все расстроилось, могу вам признаться. Это только поначалу все казалось интересно и заманчиво, а как очутился в лагере, таким я себя одиноким почувствовал… Так плохо, наверно, только птице бывает, когда она от стаи отобьется и заблудится. Стал меня страх одолевать: зачем убежал, куда еду, кому я в чужих краях нужен?
Часто по ночам, когда весь лагерь спал, я подпирал голову рукой и думал, думал… Как там мама? Плачет, должно быть, день и ночь. Что делаете вы? Что в селе происходит? Скоро придет срок отправляться в Америку, но что я там буду делать, где работать? Что меня ждет? Кто мне в этой постылой Америке поможет, кто приласкает? А если отец узнает и поедет за мной, разве сможет он меня отыскать? Пропаду, как иголка в стогу сена. Мучительные это были ночи! В одну из таких бессонных ночей и нашла меня мама. Всю дорогу домой мы с ней проплакали.
Милиция больше не интересуется Гино-Гино. Один только раз его спросили, зачем он из дому убежал.
— По глупости, — ответил Гино-Гино.
Тогда же я в первый раз услышал новое выражение. Когда милиционер расспрашивал учителя о Гино-Гино и о том, что его заставило искать приключений, учитель сказал:
— Переходный возраст его заставил. Сейчас у него переходный возраст.
31
От отца долго не было никаких известий. Мы все чуть с ума не посходили. Каждый день я поджидал за воротами почтальона и вопросительно смотрел на него, но тот лишь разводил руками:
— Я и сам был бы рад принести вам письмо. Думаешь, мне не хочется отведать вашей ракийки?
Дома не сиделось, невыносимо было слушать горестные вздохи мамы и бабушки.
Но сегодня на крыше нашего дома застрекотала сорока, а это верная примета, что весточка не за горами. Так оно и вышло. Пришел почтальон и принес письмо из Австралии. Мы облегченно вздохнули, и не успел почтальон откупорить заветную бутылку, а я уже читал вслух:
— «Вы, конечно же, очень беспокоитесь, почему я так долго не пишу. Приболел я немного, но сейчас, слава богу, поправляюсь. Работать, правда, еще не могу, врачи велят месяц полежать в постели. Все ли у вас готово к отъезду? Пишете, что продали поле и луг. Не тревожьтесь, здесь мы все это купим. До болезни я съездил в город, подыскал дом, похожий на наш, и начал договариваться о его покупке. Во дворе посадим деревья, заведем кур, а хотите, и ульи с
Бабушка слушала и плакала:
— Все можно наладить: и деревья посадить, и кур с пчелами завести, да только тутошнюю нашу жизнь как с собой заберешь? Не будет уж там ни нашего поля, ни этих гор, ни реки, ни села, ни кладбища, где наши предки покоятся и куда рано или поздно всем нам перебираться назначено.
— Что теперь поделаешь, — вздохнула мама. — Слезами горю не поможешь, видно, пришла пора трогаться в путь. Собирай вещи, и будь что будет.
— О господи, неужто ж мы птицы перелетные? — не унималась бабушка. — Так у птиц хоть гнездо есть, куда они воротиться могут, а нас, горемык, что ждет? Негоже разорять свое гнездо.
32
В дом к нам зачастили мои друзья, взбудораженные известием о нашем скором отъезде. Одни говорят:
— Эх, и на кой тебе Австралия эта сдалась? Не жаль разве с нами расставаться? С селом нашим? С кем ты там дружить-то будешь? Другие говорят:
— Везет тебе, Роме! Шутка ли — полмира, объедешь, чудес всяких наглядишься.
Любопытствуют и на чем мы поедем. По мне, так лучше бы на пароходе. И непременно на большом, чтобы на нем было все: каюты с кроватями, кухня и столовая, бассейн для купания, зал, где можно разные фильмы смотреть, библиотека, читальня, спортивные площадки, даже велосипедные Дорожки.
На таком пароходе могут свободно уместиться три тысячи пассажиров. И чтобы оснащен он был, как полагается, радаром, компасом, глубиномером, сигнальными и навигационными приборами, приборами для измерения скорости…
— Откуда тебе все это известно? — удивляются ребята.
— В книгах прочитал.
— А сколько дней до Австралии добираться?
— Три недели.
— А как вы будете плыть, знаешь?
— По тому же пути, что и отец. Все места, через которые он проплыл, я на карте отметил.
— А когда назад вернешься? Через год? Два? Через десять лет?
— Не знаю.
— Может, и вовсе никогда?
— Не знаю…
33
От отца пришло еще одно письмо. Он сообщал, что здоров и с нетерпением ждет нашего приезда. Специально для меня отец приписал: «Я очень рад, что ты так много читаешь об Австралии. Хочу, чтоб ты знал и еще кое-что. В компании, где я работаю, собрались люди разных национальностей, у каждого своя вера и свой язык. Есть среди нас турки, греки, итальянцы, испанцы, югославы. Легче живется тем, кто работает в Сиднее или другом большом городе. Им ничего не стоит набрать номер телефона, где сидят переводчики со всех языков. Скажешь ему по-нашему, он тебе по-нашему и ответит. Спросит, какая у тебя нужда, а ты ему можешь любой вопрос задать. Можешь спросить, к примеру, как будет по-английски хлеб, соль, брынза, конверт, почтовая марка, улица. Переводчик все тебе толково разъяснит. Этот наш земляк должен помогать и в других делах. Скажем, схватила тебя полиция, а ты ни бе ни ме по-ихнему. Тогда полиция набирает номер переводчика, и с его помощью объясняется с тобой: ты говоришь переводчику — он полицейскому, или полицейский ему — он тебе.
Покуда держишь трубку у уха, покуда слышишь голос своего земляка, чувствуешь себя уверенно. Но стоит повесить трубку, ты снова один, оторван от всех, и сердце сжимает страх. Этот голос, как проводник, как палочка-выручалочка. Он поможет, если ты захвораешь и не знаешь, где получить чек с жалованьем; сообщит, в какой фирме требуются рабочие, когда прибывает наш пароход, сколько стоит проезд и на какой счет в банке следует перевести деньги, если неожиданно умирает кто-нибудь из наших земляков и его нужно похоронить на родине.