Команда кошмара

Мамбурин Харитон Байконурович

Это было проблемой.

Полтора месяца разъездов, ежедневных упражнений для дистрофиков, рукопашных схваток с теми, кто был поражен моей экспатией. Сумарокова и Конюхов вылечились, попутно неплохо развив свои навыки самообороны, а вот с Тимуром я продолжал «заниматься». Это было, с одной стороны, крайне полезно, потому что я воспринимал его всерьез, с другой… ну, сами подумайте. Лазер. Жить возле него, спать возле него, срать, пить, и так далее. Сначала это бодрит и тонизирует, позволяет выкладываться в схватках на сто процентов, воспитывает бдительность, но потом… В общем, я не выдержал.

Мы сидели в небольшой, но очень чистенькой

столовой на окраине Омска, кушая в ожидании наших «Икарусов», когда я сказал сидящему напротив меня Коробку:

— Три недели давно истекли.

Нужно отдать ему должное — любой после такого намека подавился бы, обрызгав собеседника супом, но бывший вояка лишь замер на секунду, оценивая меня, сказанные слова, окружение вокруг, а потом, проглотив то, что было во рту, спокойно спросил:

— Хочешь разобраться?

— Не очень, — ответил я ему той же честностью, что и он мне в далекой саратовской деревушке, — Но ты опасен. И непредсказуем.

— Тем не менее, приказа на моё устранение тебе не выдавали? — с интересом спросил Тимур.

— Не выдавали, — охотно кивнул я, — Вряд ли выдадут. Их, знаешь ли, не штампуют.

— Давай доедим, что ли, — предложил мне Коробанов, — Остынет ведь. Потом пойдем, покурим, поговорим.

Я согласился. Это был один из самых неприятных приёмов пищи в жизни. Раньше рисковать этой самой жизнью было куда как легче. Когда у тебя нет ни прав, ни имущества, ни связей, ни хвоста собачьего за душой, то идёшь по жизни легко и свободно, потому что мало что ценишь. Прямо как настоящий подросток. Теперь, с тремя почти легальными супругами, с проектом, призванным сделать светлое будущее еще светлее, с целой кучей неоконченных дел… я банально боялся сдохнуть. Даже несмотря на то, что наши ежедневные схватки с этим неогеном не отличались аккуратностью. Много раз он принимал на свой абсолютный щит гарантированно смертельный удар от меня. Много раз я вынужден был по полдня болтаться в туманном облике, восстанавливая нанесенные его лучами и взрывами повреждения.

И тем не менее, мне стоило очень больших трудов спокойно доесть свой суп, гуляш и хренов кисель, который местные варвары подали горячим. Гадство. Мало вещей можно искренне ненавидеть, но вот горячий кисель? Да. Одна из худших вещей в Советском Союзе. Конкурирует только с запеканкой с лапшой. Кстати да, человек, которого я бы точно убил, невзирая на меру вины, неосапианство и прочая-прочая? Изобретатель гребаной запеканки с лапшой.

Медленно! Идут годы, меняются миры, херов смертоносный неоген напротив пьет *баный горячий кисель как дорогое вино, но моя ярость в отношении изобретателя этой всратой запеканки пребудет всегда!

Кому вообще моча могла стукнуть в тупую башку с такой силой, чтобы изобрести хлебную запеканку с гребаной лапшой?! Вы себе представляете насмерть ужаренные лапшины на этой дряни? А этим кормили детей! В детском саду! У меня зубы потом болели!

— Ты чего такой злой? — спросил меня Тимур, после того как мы на самом деле вышли под осеннее солнышко на перекур.

— Вспомнил кое-что поганое, — злобно выплюнул я, крепко затягиваясь, — Ненавижу горячий кисель.

— А мне такой больше нравится.

Твою мать, сколько извращенцев в мире. Это пока молод, люди кажутся одинаковыми, а потом такое выползает. Как раз в возрасте близком к сорокету. Знал я одного фрукта, которому нравилось пить пиво, закусывая апельсинами. Вообще мужик был полный атас,

то есть нормальный такой позитивный парень, ничего не могу сказать. Но пиво с апельсинами? Это за гранью добра и зла.

— Лика была идеальной, — внезапно начал говорить Коробок, — Понимаешь? Нет? Наверное нет, у тебя явно другие вкусы. Поясню тогда, чтоб ты понимал чаяния простого парня — Лика была полностью идеальной бабой. О такой даже не мечтаешь, такую даже представить себе не можешь… но вот, сподобило. Я знал, что ей промыли мозги, знал, что не может нормальная баба быть такой ласковой и услужливой, чтоб её аж трясло от желания сделать тебе получше, чтобы она прямо дневала и ночевала с мыслями о тебе, знал, но…

Коробанов смачно сплюнул.

— Это тупо, но я её жалел. Сильно жалел. Думать мне было нечем, спасибо твоей роже, но держался я за счет этой Лики. Молодая, думал, жизни не видела ни хера, а её поймали, в башке что-то наворотили и вот, сделали служанку. Думал, если с тобой договоримся, то я на химии с ней поживу нормально хоть немного. В кино там походим, музыку послушаем, в городах разных побываем, за тобой ездючи. Как-то так, понимаешь?

— Вполне, — пожал я плечами, — Только не пойму, чего ты на меня взъелся.

— Рожа мне твоя не понравилась, — дёрнул щекой Коробок, — Еще тогда, когда я китаез на ноль помножил. Тебе чхать было, как будто я не людей грохнул, а пыль с телека вытер. Ну и моих друзей потом ты тоже как мух перещелкал. Походя.

— Они были не в то время и не в том месте, — бросил я, — К тому же, я спешил, преследуемый массовым убийцей. То есть тобой.

— Да и не друзья они мне особо были, — удивил меня Тимур, — Но мозгами пораскинуть у меня времени не было. Как ваша краля тогда в окне нарисовалась, так и понеслось. А потом у меня до недавнего времени проблемы с башкой были. Из-за обморожений и из-за тебя.

— Если скажешь, что внезапно преисполнился ко мне дружеских чувств, то прямо здесь закапывать начну, — предупредил я.

— Помню-помню. «Не п*зди, и не п*здим будешь». Золотые слова, — ухмыльнулся бывший солдат, — Но нет. Просто вопрос к тебе есть, Симулянт. С хера ли ты такой паскудный? Вот просто. Молодой же еще совсем, где ты этого говна набрался? Ухмылки эти, повадки? Тебя ж явно не наши под замком вырастили, ты такой у мамы с папой образовался. Вот и интересуюсь.

— Мои папа с мамой давно умерли. Сиротский дом, успешное завершение, переезд в Стакомск, — пояснил я, — А говнюсь я потому, что на самом деле я программист, и уж поверь, бегаю по белу свету и убиваю людей отнюдь не для души. Как раз потому, что мне подобное времяпрепровождение не нравится. Очень не нравится. Отвлекает оно меня. Да и ты мне не нравишься именно потому, что мог спокойно жить в деревне, продавать свой сраный самогон, получать пенсию, иметь бабу, ездить по стране куда хочешь, быть… человеком. Понял?

Еще по одной сигарете мы выкурили молча.

— Мне некуда идти, Изотов, — наконец, проговорил Коробок, — Раньше, когда почувствовал, что твоя сила начинает отпускать, хотел предложить вам договор — всё, что я знаю в обмен на билет до Кубы и пару тысяч. Не морщись, я уже в курсе, что всё зависит от твоей гром-бабы. В смысле не прозрачной, а той, здоровой. Но потом я понял, что Куба мне не светит. Эти, из «Стигмы», они меня найдут. И шлепнут. А помирать как-то уже не особо хочется. Я тут, понимаешь, выспался нормально. Мыслить начал адекватно. Рассуждать.