Команда: военно-театральная комедия
Шрифт:
– Народ, давай сюда, – послышался голос начальника экспедиции Нестора Куроедова.
Чётко, как-то по-военному чеканя шаг, он двигался в сторону выпрыгивающих на перрон ребят. Его голову покрывала широкая белая бандана. За ним шли «старики», то есть молодые, но уже бывалые археологи, или так называемые копатели: Алик Макаров, Серж Галичин и Алексей Баночкин. Крепко держа за ручки, они катили перед собой зелёные металлические тачки. На лицах «стариков» уже был желтоватый крымский загар, они были поджары и сдержанны в эмоциях.
Рюкзаки погрузили на тачки и передали их управление пионерам,
Ехать в экспедицию за отдыхом – это всё равно что искать санки в продовольственном магазине. В принципе, они там бывают, но это уж очень большая редкость. Хотя найти санки где-то между картохой и плавлеными сырками было бы весьма «романтично». И многие их там находили. Наверное, именно за этой романтикой все туда и ехали.
Пионеры, восемь пацанов из подмосковной Балашихи, попеременно меняясь, везли тачки. За ними двигались начальник и «старики», приехавшие и встречающие. Рядом шли девушки-пионерки из той же Балашихи и примкнувший к ним Шапочкин. Девушки хохотали в ответ на весёлые и не очень весёлые шутки «стариков». Ромуальд, поздоровавшись со всеми старыми товарищами, также подхихикивал, чтобы никто не заподозрил, что ему не смешно и что в голове у него совершенно конкретные, индивидуальные планы.
Через час, пройдя по пыльной степной дороге, отряд добрался до лагеря. В высоких кустах акаций и одинокого тутовника, рядом с пересечением двух песчаных дорог, стояло несколько больших армейских палаток и виднелся вытянутый Т-образный стол, спрятанный в тени брезентового навеса. Ужасно хотелось пить. Пионеры вывалили рюкзаки на траву и бросились к артезианской скважине, из которой торчал резиновый шланг, выпускающий прохладную плотную струю воды. Скважина была метрах в ста от лагеря. Через секунду около неё уже возникла некоторая давка. Пионеры пили жадно, набирали воду в термосы и железные кружки. Те, у кого их не было, губами присасывались к резиновому шлангу. К артезиану подошёл Алик Макаров.
– Тут вода не очень. Сероводородная. Если её пить неочищенной, то доживёте максимум до двадцати пяти лет, – заявил он.
Пионеры в ужасе отскочили от скважины, стали плевать на траву и суетно выливать воду из термосов. Только сейчас они обратили внимание, что вода действительно отдавала каким-то странным запахом. Макаров неспешно подошёл к шлангу, приподнял его и налил себе в кружку воды. С удовольствием выпил.
– Я, в принципе, больше двадцати пяти жить не собираюсь, поэтому мне можно, – как-то нехотя промолвил он и пошёл обратно в лагерь.
Балашихинцы с неподдельным волнением проводили взглядом уходящего вдаль «старика» Макарова. Позже всех к скважине подошёл Ромуальд. Набрав воды в железную фляжку, он сделал два быстрых глотка.
– Что ты делаешь, разве её можно пить? – прищурилась Ксюша.
– Выплюнь, до двадцати пяти не доживёшь, – поддержала землячку Жанна.
«Какой у неё приятный голос, – подумал Ромуальд. – Как красиво он звучит, когда она волнуется. Особенно приятно, что она волнуется из-за меня».
– Я если сейчас не выпью, то и до двадцати не доживу, – нехотя
Ему было важно, что уже в первый день он обратил на себя внимание этой привлекательной девушки. С такими оборотами можно было поверить в долгожданный, но уже близкий успех. Ромуальд не спеша сделал ещё два крупных глотка.
– Неважно, сколько ты проживёшь, главное – как, – заявил он.
– Ты что, как Алик, хочешь только до двадцати пяти, и всё? – с ужасом уточнила Ксюша.
– Разумеется. Дольше жить интеллигентному человеку как-то неприлично, – парировал Ромуальд.
К скважине подошёл начальник Куроедов:
– Так, народ, чего ждём? Набрали воды – и вперёд, расставляем палатки.
Куроедов подставил под струю свою большую керамическую кружку, налил воды и выпил её до дна. Пионеры в недоумении посмотрели на начальника.
– Ну, чего замерли, через час встречаемся за столом.
– Простите, Нестор Игоревич, – робко спросила долговязая пионерка Ирэн, вязко растягивая слова, – а разве её можно пить? Это не вредно?
– Говорят, дольше двадцати пяти не проживёшь, – поддержала вопрос подруги Ксения.
– Кто сказал? Она у нас на подходе системным фильтром очищается, каждую неделю заборы делаем, проверяем.
– А запах? Как же запах? – иронично уточнил опытный копатель Борман.
– Всё это как-то странно, – добавил Ромуальд, продолжая поселять в юных археологах ужасные сомнения.
– Запах через пять минут выветривается. Вы чего, забыли что ли?
– Вам хорошо, вы уже больше двадцати пяти лет прожили, а как же ребята? – продолжал Борман.
– Народ, кончай пионерам лапшу на уши вешать, – почувствовав подвох, ухмыльнулся Куроедов. – Нормальная вода. Пейте, ребята, не бойтесь.
«Старики» и начальник захохотали.
Через минуту и пионеры стали судорожно смеяться, некоторые из них даже обнялись. Они догадались, догадались, что это была обычная шутка, с которой встречали всех вновь приехавших в экспедицию, но, правда, воду в этот день никто из них пить не стал.
День пролетел незаметно. Все расставляли палатки, раскладывали вещи, рыли новую яму-туалет и передвигали на неё небольшой деревянный домик. Затем стали поливать друг друга из шланга, кидались тутовником. Настраивали гитару и пели под неё песню о пуле, которая, пролетев, пробила грудь отпетому бандиту и махновцу, не желающему вступать в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Так, в трудах и забавах, лагерь уснул, забывшись после первого бесконечного дня.
«Похоже, я её поразил, – размышлял Ромуальд, погружаясь в сон. – Реально поразил. Она больше всех смеялась. Балашиха – какой прекрасный город эта Балашиха, как мне нравится этот город», – смаковал Ромуальд приятную мысль.
Ему показалось, что он летит над этим сказочным чудесным градом с золотыми огоньками, светящими над высокими старинными башенками. Ветер обдувает его длинные светлые волосы, а рядом с ним летит она, в розовой футболке с Микки-Маусом на груди. «Ты любишь Балашиху?», – спрашивает Жанна. «Конечно, конечно, я люблю Балашиху, – отвечает Ромуальд, протягивая к ней трепетные руки. – Я очень, очень, очень люблю эту Балашиху. Люблю и хочу её…».