Команданте Мамба

Птица Алексей

Мы не обращали на них никакого внимания, не спеша продвигаясь в центр города, где размещались постройки дворца Верховного вождя, ныне убитого Уука. Подойдя к небольшой площади, на которой, как это ни странно, не было куч мусора, я обнаружил ожидавших меня бывших приближённых верховного вождя, его слуг и личных рабов. Все они были растеряны, и не знали, что делать после такой резкой смены власти. Бежать было некуда, их бы сразу выдали, как стеклотару победителю. Поэтому они покорно стояли на коленях, ожидая своей участи.

В центре площади располагалось шарообразное здание

дворца, состоящего из двух этажей.

Равнодушно пройдя мимо коленопреклонённых людей, я вошёл внутрь здания, приоткрыв большую, покрытую узорами, деревянную дверь. Воинов, которые должны были бы охранять эту дверь, не было. Скрипнув, дверь отворилась, впустив меня в обиталище комфорта и древнего, узаконенного порока. Что-то, прожужжав, промелькнуло мимо меня и ударило в косяк двери, краем глаза я уловил тусклый блеск лезвия кривого кинжала.

— Вот же, любители кривых клинков, — промелькнула в голове непрошенная мысль. Уловив, что застоялый воздух снова шевельнулся, я нагнул голову, и в косяке тут же появился рог из другого кинжала.

— О, да они парные?! И да, я теперь рогоносец — похвастался я сам перед собой.

Тут я заметил кидавшего. Он оказался дамой. Судя по её длинным чёрным волосам, в её крови текла не только негритянская кровь, но ещё и арабская.

— Ух, какая женщина!

Свистнул третий кинжал, и я еле успел подставить под него свой звериный шлем. Кинжал вонзился, и в месте удара по шлему расползлись змеистые трещины.

— А не пошла бы ты на…, дорогая моя.

Я скинул испорченный женщиной шлем, и, сделав два огромных прыжка, оказался возле неё.

— Ах, какая женщина! И обрушил на её руку с очередным кинжалом удар своей чёрной лапы.

Вскрикнув, женщина выронила кинжал, но она, по-прежнему, пыталась меня убить. Этого я не мог допустить, и, хотя в душе я был джентльмен, но не до такой же степени, уж извините. Извинившись сам перед собой, я ударил кулаком в голову злой женщины.

От удара она потеряла сознание.

— Да…. мне б такую, — мимоходом подумал я, и крикнув своих воинов, сам пошёл дальше рассматривать дворец.

Да, хижина была большая. На второй этаж, пол которого был сделан из тонких брёвен, вела широкая, по местным меркам, лестница. И если внизу располагались комнаты слуг, приёмный зал, и прочие небольшие помещения, то наверху царило царство комфорта и разврата, было много всяких интересных вещей, вроде жертвенного алтаря с ароматными свечами, горящими перед ним, которые распространяли вокруг удушливый аромат благовоний.

В общем, выразил я своё мнение громким чихом, дворец категорически мне не понравился, включая его обитателей.

Где это видно, чтобы благородных героев сразу тыкать кинжалами? Это там, в Европах, считается нормальным тыкать кинжалами своих царей и монархов, а у нас тут… в горячо любимой мною Африке, это, извините — моветон. У нас тут всё по-простому, по-чёрному. Так, иногда ядами балуемся, как итальянские князья, но это мелочи.

Вытащив из дворца всё ценное барахло, включая золото, драгоценные камни, а также множество редких уникальных поделок, которые, на мой взгляд, имели особенную культурную и историческую

ценность, я, по своей давней традиции, спалил дворец.

— Гори, гори ясно, чтобы не погасло, — шептал я, глядя в восторге, как полыхает старое сооружение. Да и зачем оно, пусть горит со старыми клопами и лобковыми вшами (фу… извините меня за грубость, жёстко конечно, но как есть!).

— Мы будем жить теперь по-новому! Аллилуйя!

Ну, теперь вернёмся к нашим баранам, то бишь, к неграм. Город я захватил. Власть взял. Золото, бриллианты и прочее — взял. Женщин тоже, вон их куча стоит, жмутся друг к дружке. Принцессы, блин… немытые.

Но что-то не совсем радостно. Как-то больше к белым тянет, наверно ностальгия. Вот бывало, возьмёшь в свои руки… эх, да что там вспоминать, только душу травить. И я очень смачно, со злостью сплюнул, и велел своим воинам, любовавшимся догорающим костром бывшего «дворца» верховного вождя, созвать сюда жителей города, пока не сбежали.

Дальше всё происходило, как в драматических фильмах, и напоминало известный сюжет из мультфильма про Маугли. Смеркалось, мои воины, громко переговариваясь между собой, ринулись в город, выгоняя из хижин, обессиливших от страха, жителей.

Держась друг за друга, на площадь входили целыми семьями. Периметр площади был оцеплен воинами с чадящими копотью и плюющимися искрами факелами. — «Ближе… бандерлоги, ближе…».

Чёрная африканская ночь опустилась, словно занавес, на захваченный город. То молчала, то испуганно шепталась стоящая на площади толпа чернокожих людей. Свет луны выхватывал отдельные куски тел и лиц, освещая белки тысяч, с ужасом смотревших на меня, глаз.

Тихо покачивались на воде шаланды, плоты и рыбацкие лодки в речном порту Банги. Где-то среди них затерялись и два больших торговых кеча, один с немецкой командой приплывший из Камеруна, а другой, с бельгийской, прибывшей из Конго.

Крепко стоя на слегка покачивающейся палубе, внимательно разглядывали берег в сильные морские бинокли капитаны обоих кечей, пристально следя за разворачивающимися перед их глазами событиями. А там было на что посмотреть.

Я встал в центр пятна, покрытого пеплом от сгоревшего дворца верховного вождя. Убедившись, что кворум достигнут почти полностью, я дал знак окружить толпу двойным кольцом воинов, расположившихся спина к спине. Задрав картинно руки к небу, я задействовал весь свой запас лицедейства и жалкие зачатки театрального мастерства. Всё это раньше сильно помогало мне в деле опутывания липкими сетями любви доверчивых девчонок, но это было в моей прошлой жизни.

Издав звериный вой, я заставил вздрогнуть всю толпу, и даже некоторых из моих воинов. Это мне понравилось, и я сбросил узду со своего разума, отдавшись всем телом захватившим меня эмоциям.

— Харрр, люди народа Банги. Предали вы свою жизнь. Бросили на растерзание древние обычаи предков, подчиняясь пришлым потомкам чужого народа, что захватили над вами власть и терзали вас и весь народ.

— Верховный вождь Уука был наказан мною за то, что был чужим по крови и духу. Он предал обычаи народа, приютившего его, и обманом захватил власть над вами.