Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Мог бы рассказать людям, как воевал с юнкерами, засевшими в Московском Кремле, дрался с беляками, как был приговорен мятежниками Антонова к повешению и как в камере смертников поседела голова.
И все же ему было тяжело от сознания того, что кто-нибудь спросит:
— Скажи, как ты очутился на службе у немцев?
Можно бы объяснить коротко… Когда немецкие войска приближались к Пскову, на заседании райкома обсуждался вопрос о переходе на подпольную работу. Распределялись обязанности. Вот тогда все было решено.
А
— А нельзя ли точнее?
Тогда придется сказать:
— Где-то недалеко находится секретарь райкома Карпов. Вот спросите его.
А как оправдаться, если люди узнают о словах теперешнего начальника:
— Он сам пришел к нам и пожелал служить великому фюреру. Свои обязанности он выполняет неплохо, и я им доволен.
У Михайлова разламывалась от боли голова. Конечно, он не раз вредил фашистам, но кто подтвердит это?
Однажды он посоветовал Мирсбергу поделить созревший урожай по-честному.
— Каким же образом? — заинтересовался капитан.
— Очень просто. Предложите русским убирать «со снопа». Если они станут жать серпом, получают каждый третий сноп, косой — пятый, при уборке конной жаткой — каждый седьмой.
По душе пришелся этот совет Мирсбергу. Колхозникам он тоже понравился… Погода благоприятствовала уборке: было тепло и сухо. Жали днем и ночью. Только, одно непонятно: хлеба выросли добрые, густые, колосья тяжелые, зернистые, а суслончики получились немощные, да и мало их было. Однако дело сделано. Снопы поделили.
Поля опустели. На жнивье расхаживали грачи. А в лесу, куда перекочевал почти весь урожай с колхозных полей, партизаны молотили, зерно ссыпали в мешки и прятали в надежные подземные кладовые.
И наверное, не узнали бы немцы подвоха, но нашелся предатель. «Обманули вас русские, — доложил он своим хозяевам, — отдали вам пустячки, а себе взяли тучные колоски». Им оказался староста Бабьих выселок Савинов.
Вершить суд и расправу отправилась зондеркоманда во главе с гауптштурмфюрером Рольфом Штайнером. Первую остановку они сделали в Масляной горе. Прихватил с собой каратель и капитана Мирсберга и его хозяйственный взвод, чтобы поучились, как надо разговаривать с русскими.
А Мирсберг взял с собой Михайлова, который у него числился помощником. Архип Михайлович уже знал, что Мирсберг в армию призван из резерва. Мелкий торговец из-под Гамбурга верил посулам Гитлера, мечтал после войны развернуть крупное торговое дело.
Михайлов пригласил Мирсберга в дом. Когда вошли, немец положил на стол большой сверток и, многозначительно улыбаясь, извлек из кармана бутылку шнапса.
— Пока в деревне развлекается Штайнер, нам там нечего делать… Кругом бабы ревут, а мужики молчат, в землю смотрят.
Капитан снял перчатки, бросил шинель на кровать, подошел к столу и молча развернул сверток. В нем оказались жареная курица, яйца, кусок сала.
Вошел
— Поужинаем и — на отдых, — не спеша проговорил Мирсберг. Немец многие слова как бы проглатывал, и Архип Михайлович долго не мог привыкнуть к его речи. Но теперь они понимали друг друга. — Идите, Михайлов, есть.
— Работать надо. А то Штайнер опять скажет, что мы дармоеды и бездельники.
Капитан засмеялся:
— Пускай говорит… Продуктами мы займемся завтра…
— Вы же знаете: водку не пью — сердце больное, а есть не хочется. Я пойду.
Входная дверь с шумом распахнулась, в нее влетел гауптштурмфюрер СС Штайнер, а следом за ним переступили порог два телохранителя, здоровенные верзилы.
— Жрете! — загремел фашист. — Если хозяйственники и дальше будут так работать, скоро наши доблестные войска перейдут на голодный паек.
Мирсберг молча достал из чемодана непочатую бутылку коньяка, вытащил штопором пробку, налил полный стакан, придвинул Штайнеру половину курицы. Тот залпом выхлебнул коньяк, вонзил зубы в куриную ножку и отхватил от нее солидный кусок. Потом налил еще стакан. На лице появились красные разводья. Снял фуражку, провел ладонью по редким рыжеватым волосам и, кажется, только сейчас заметил стоявшего близ стола Михайлова.
— А ты чего торчишь истуканом, седовласый? — повернулся он к Михайлову. — Иди сюда, выпей.
Михайлов от коньяка отказался, но к столу присел.
А Штайнер продолжал бушевать:
— Отчаянные дураки! Фанатики! Думают играть с нами в прятки! Мы будем истреблять их до тех пор, пока всех не поставим на колени!
Архип Михайлович слушал фашиста и думал: «Трудно мне играть двойную роль». Он стал вроде оправдываться:
— Я сам пришел к немецкому командованию и предложил свои услуги… — Архип Михайлович говорил для того, чтобы оттянуть время, на что-то надеялся. «Сейчас придут эсэсовцы и позовут своего шефа». Но никто не приходил. — Конечно, — продолжал он, — ваше командование, может быть, и недовольно моей работой. Однако полковник Тигерберг да и мой непосредственный начальник, господин капитан, никогда мне об этом не говорили… Я стараюсь…
— Вами, Михайлов, я доволен, — буркнул Мирсберг.
— Речь идет совсем о другом, — продолжал эсэсовец. — Ты по-прежнему остаешься у Мирсберга, но должен помогать нам вылавливать непокорных. — Он поднялся и, выходя, сильно стукнул дверью. Следом за ним ушли и телохранители.
Уже начало темнеть. Часовой уступил дорогу. У качелей все еще стояли люди: эсэсовцы не отпускали их, заставляя смотреть на повешенных. Два полицая преградили путь.