Командарм Лукин

Городецкая (Лукина) Юлия Михайловна

Расстрелян Герой Советского Союза генерал армии Павлов. Все это не укладывалось в голове. В Красную Армию Павлов вступил в 1919 году и в том же году стал коммунистом. В гражданскую воевал на Южном, Юго-Западном, Туркестанском фронтах. Участвовал в боях на КВЖД, сражался с фашистами в Испании, командуя танковой бригадой, участвовал в советско-финской войне, был начальником Автобронетанкового управления РККА…

А генералы Григорьев, Клыч, Коробков?..

«Нет, не могли такие люди стать предателями. Другое дело, что в сложных условиях войны, не имея регулярных и точных сведений о ходе боев, состоянии своих войск, эти

генералы не сумели проявить должной твердости и инициативы в управлении войсками фронта и армий», — так думал Лукин, Возможно, так думали и другие. Но никто не решался комментировать это трагическое известие, понимая, что каждому из них еще предстоит осмыслить происшедшее.

Каждый думал о своем. Но это «свое» было общее. Что же делать дальше? Они все отвечали за обстановку, создавшуюся в Смоленске сейчас, и за ту, которая создастся через час, через день. Но прежде всего в ответе командарм.

А мысли Лукина были тяжелые: «Где найти хотя бы один стрелковый полк для усиления обороны города? Сорок шестая стрелковая дивизия ведет тяжелые бои у Демидова, у нее взять нельзя — она прикрывает важное направление. Сто пятьдесят вторая также ведет кровопролитные бои. Полковник Чернышев доносит, что противник на Днепре в районе Красного Бора готовит переправу. В резерве нет ничего, кроме штаба армии и подразделений тыла. Но из работников штаба и бойцов тыловых подразделений уже сформирован отряд в триста человек и отправлен восточнее Смоленска под Ярцево, где противник стремится перерезать коммуникации. Батальон охраны штаба армии еще не прибыл по мобилизации».

И случилось, как бывает в сказке, — в нужное время вдруг появилось спасение. Лукин поднял опущенную голову и увидел перед собой стройного, выше среднего роста генерала. От неожиданности он растерялся.

— Кто вы?

— Командир сто двадцать девятой стрелковой дивизии девятнадцатой армии генерал-майор Городнянский, — четко доложил высокий красавец и, переступив с ноги на ногу, добавил: — Авксентий Михайлович.

— Где же ваша дивизия?

— Вон в том лесу, в километре отсюда. — Генерал указал рукой в сторону от дороги. Лукин невольно повернул голову, еще не веря в услышанное. А Городнянский тем же спокойным тоном продолжал: — К великому сожалению, в полках наберется не больше трех батальонов и двух артиллерийских дивизионов. Да и те сильно измотаны. С двадцать восьмого июня не выходим из боев. Не бог весть какая, но все же сила.

— Конечно, сила, Авксентий Михайлович! — обрадовался Лукин.

— На подходе еще артиллерийский полк, — продолжал Городнянский. — Я вышел его встречать и вот увидел вас.

— Откуда вы взялись и какая задача дивизии?

— После тяжелых боев под Лиозно по распоряжению командующего девятнадцатой армией генерала Конева должен занять оборону в районе Демидова.

— Согласно приказу военного совета фронта все части в полосе шестнадцатой армии подчинены мне, — проговорил Лукин.

— Ясно, товарищ генерал-лейтенант, приказывайте! — Достав из планшета карту, Городнянский приготовился слушать.

Генералы склонились над картами.

— Немцы начали просачиваться в северную часть Смоленска. Надо выбить их за реку и оборонять правый берег Днепра, — ставил задачу командарм. — Особое внимание уделите подходам к взорванным мостам. Не дать немцам восстановить их и организовать переправу. Подчините себе все отдельные группы,

обороняющие северную часть города.

Дав распоряжение генералу Городнянскому, командарм со своими помощниками поспешил на командный пункт армии. Предстоял нелегкий разговор со штабом фронта. Надо было докладывать о захвате немцами южной части Смоленска, о взорванных мостах. По дороге то и дело встречались разрозненные подразделения артиллерии, группы бойцов. Приходилось останавливаться, вызывать командиров и всех направлять в распоряжение комдива Городнянского.

Возле небольшого полуразрушенного барака в тени уцелевшей стены отдыхали бойцы. Увидев приближающиеся машины, никто даже не поднялся. Это удивило Лукина. Выйдя из машины, он приказал разыскать старшего. Вскоре Клыков привел к генералу угрюмого, заросшего черной щетиной сержанта. Небрежно отдав честь, сержант молча из-под лохматых бровей смотрел на генерала.

— Откуда бойцы? — строго спросил Лукин.

— Из сто двадцать девятой стрелковой дивизии, — вяло ответил сержант.

— Почему отстали?

— Догоняем.

— Постройте подразделение и немедленно отправляйтесь в свою часть.

Бойцы нехотя поднимались, искоса поглядывая на большое начальство, и, поправляя обмундирование, строились.

Лукин повернулся спиной, чтоб не видеть эту картину.

— Вот. Алексей Андреевич, — обратился он к Лобачеву, — любуйся бравым войском…

Не успел Лукин договорить, как раздались выстрелы и из строя выбежал боец.

— А-а, генералы, мать вашу… предали нас! — дико закричал он и, выставив вперед винтовку, устремился на командарма.

Стоящий рядом адъютант бросился наперерез. Штык впился ему в руку.

Боец, выронив винтовку, испуганно озирался по сторонам. На мгновение все замерли, опешили. А красноармеец стоял, широко расставив ноги в стоптанных ботинках. Обмотка на левой ноге размоталась. Крупные голубые глаза бойца были широко открыты от страха. Он нерешительно попятился, словно раздумывая: то ли бежать, то ли оставаться на месте и ждать своей участи. Потом наклонился к винтовке, но тут же выпрямился и, глядя на командарма немигающими глазами, попятился назад. Но Петя Смурыгин вихрем метнулся к нему и заломил руки за спину. Боец не сопротивлялся.

— Санитара! — шагнув к адъютанту, крикнул Лукин.

Санитара поблизости не оказалось. Бригадный комиссар Сорокин бросился к машине за индивидуальным пакетом.

— Сильно болит, Михаил? — спросил Лукин.

— Ерунда, заживет, — отвечал Клыков.

— Что же ты наделал, прохвост! — повернулся к бойцу командарм. Тот отчужденно смотрел в землю.

— Разрешите, Михаил Федорович, сопровождать бойцов к Городнянскому. Мне все равно надо побывать в дивизии, — обратился к Лукину Сорокин. — А этого… передам, куда следует.

— Хорошо, Константин Леонтьевич.

— Сержант! — крикнул Сорокин. — Командуйте.

— Слушаюсь, товарищ бригадный комиссар, — громко отчеканил сержант. Он как-то сразу преобразился, поднял с земли винтовку, схватил бойца за ворот гимнастерки и повел в голову колонны.

Преобразились и бойцы, куда девалось сонное безразличие. Они почувствовали собственную вину и с поспешной готовностью зашагали в сторону Смоленска.

Руку Клыкову перевязали. Но рану надо было промыть и обработать, и Лукин приказал Смурыгину отвезти адъютанта в медсанбат, а сам сел в машину Лобачева.