Командарм Лукин

Городецкая (Лукина) Юлия Михайловна

— Зачем же, товарищ генерал? Вот скоро фрицев погоним от Смоленска, обратно привезу. А из далекого тыла возвращаться хлопот много.

Лукин долго смотрел вслед уехавшему парню.

— Этот юноша верит, что скоро погоним немцев от Смоленска, — проговорил он. — И сам спешит в бой. Хороших ребят мы вырастили. Почти дети, а как повзрослели. Кстати, — повернулся он к Ряхину, — не встречал ты у своих разведчиков девушку Настю, о которой мы только что с парнем говорили?

— Есть, товарищ генерал, в разведроте у Иванова девушка-смолянка. Смелая и очень толковая разведчица. Уже несколько раз в тыл

к немцам ходила. Смелая разведчица, — повторил он. — Кажется, Настей зовут.

— Ты уж, Иван Иванович, поинтересуйся девушкой. Скажи, чтоб поберегли, ведь девчушка совсем.

Лукин задумался, его взгляд был устремлен на дорогу, откуда появился велосипедист.

— Любопытно получается: сто двадцать девять лет тому назад здесь сражались войска Барклая-де-Толли, — заговорил Михаил Федорович. — А его штаб стоял в этой самой деревне Мощинки. А еще любопытнее то, что я свою офицерскую службу начинал в полку имени Барклая-де-Толли.

— Неужели? — удивился Лобачев.

— Представьте себе, — улыбнулся командарм. — Перед вами бывший прапорщик четвертого гренадерского Несвижского имени Барклая-де-Толли полка. И первый орден там получил — Станислава третьей степени, потом Владимира, Анны… Правда, это было давно, четверть века назад, в шестнадцатом году, на Западном фронте… Однако не время сейчас в экскурсы вдаваться. Поехали, товарищи.

— И все же экскурсы, товарищ генерал, иногда полезны, — уже садясь в машину, заговорил капитан Ряхин. — Любопытная аналогия получается. Наполеон шел в Москву тоже через Смоленск. И так же удар наносил от Витебска с севера и от Могилева с юга по сходящимся направлениям. И Барклай безуспешно контратаковал на Витебск и Рудню. Французы пытались фланговым ударом вдоль левого берега Днепра выйти к Смоленску и, оказавшись в тылу русской армии, навязать ей генеральное сражение.

— Действительно, редкая аналогия, — согласился Лукин. — Тогда генерал Неверовский в районе Красного сдерживал конницу Мюрата, а сейчас полковник Мишулин и подполковник Буняшин сдерживают в том же районе танки Гудериана.

— Долго Буняшину не удержаться севернее Красного, — проговорил Лобачев. — К Хохлово рвутся фашистские танки, их все больше. Краснинский большак остается неприкрытым. — И обратился к генералу Власову: — Какими силами артиллерии мы можем помочь Буняшину?

— Двадцать шесть орудий — это все, чем мы располагаем, — ответил Власов.

— Немедленно всю артиллерию направьте на Краснинский большак, — приказал Лукин.

— Разрешите, Михаил Федорович, мне выехать к Буняшину. — Видя, что командарм колеблется, Власов продолжил: — Все-таки последний резерв артиллерии. Надо использовать его с наибольшим эффектом.

— Ну что ж, Тимофей Лукич, действуйте. Я еду в Жуково.

Генерал Власов уехал. Направились к машинам и остальные. И в этот момент Лукин услышал предостерегающий возглас адъютанта Прозоровского. Полуобернувшись, командарм успел заметить в гуще деревьев сверкнувшее на солнце стекло оптического прицела. В следующее мгновение Прозоровский метнулся вперед, закрыв собой командарма. Лукин едва успел подхватить внезапно обмякшее тело своего адъютанта. Затрещали автоматные выстрелы, и фашистский снайпер рухнул на землю.

— Скорее в машину! Врача! Скорее врача!

Бойцы из охраны

командарма осторожно перенесли Прозоровского в машину. Лукин сел рядом, положив голову адъютанта себе на колени.

— Сережа, дорогой! Куда тебя ранило? — спрашивал командарм, вглядываясь в побледневшее лицо Прозоровского. Но он и сам видел, как кровавое пятно расползалось по животу.

— Михаил Федорович, ведь говорил я вам, что здесь опасно, нельзя вам здесь быть, — еле слышно говорил Прозоровский.

— Не обо мне сейчас речь. Как ты, Сережа?

Смурыгин быстро отыскал медицинский пункт.

Прозоровского осторожно перевязали. На вопрошающий взгляд командарма врач, осмотрев адъютанта, покачал головой.

Лукин страдал от бессилия хоть чем-то помочь Прозоровскому. Он любил Сергея, как сына. Они вместе служили в Забайкалье, вместе делили нелегкий фронтовой быт, заботясь друг о друге, и теперь вот умирал молодой человек, спасший ему жизнь.

Подполковник Буняшин понимал, что противник отошел от Хохлово временно, что он будет снова атаковать.

Так и произошло. Мотоциклетный батальон гитлеровцев на больших скоростях устремился в Хохлово. Но к этому времени у северо-восточной окраины деревни были вырыты глубокие рвы. А прибывший с орудиями генерал Власов лично определил огневые позиции каждой батареи. Мотоциклисты остановились и стали искать проходы через рвы. Артиллерия открыла огонь: двадцать шесть орудий обрушили снаряды на головы врагов. Фашисты заметались.

Перешедшие в контратаку бойцы отряда Буняшина и ополченцы старшего лейтенанта Суслова окружили врага и уничтожили почти весь мотоциклетный батальон. На поле боя осталось около пятисот трупов гитлеровских вояк, около двухсот было взято в плен, захвачено больше ста мотоциклов.

Пленные принадлежали к 29-й мотодивизии 47-го армейского корпуса. Немцы были обескуражены. Оказывается, им внушили, что перед ними до самого Смоленска нет никаких советских войск.

Так считало гитлеровское командование. Потому, очевидно, основные силы 29-й мотодивизии оно направило южнее Смоленска, в обход города, а по Краснинскому большаку пустило лишь передовой отряд на мотоциклах. Но успешные действия отряда Буняшина и ополченцев создали у противника впечатление, что на этом направлении действуют крупные силы советских войск. Поэтому вскоре он бросил сюда всю дивизию. Кроме того, на помощь ей подошла мотодивизия СС «Райх». Фашисты вызвали авиацию, подтянули артиллерию, минометы и перешли в наступление.

Снова на Краснинском большаке разгорелись бои. Силы были явно неравные. Под нажимом танков, под огнем артиллерии и авиации отряды Буняшина и ополченцев стали отходить, понеся большие потери. Командарм ужо ничем не мог помочь им, так как все, чем располагала армия в это время, было задействовано в боях.

Получив донесение от генерала Власова, Лукин решил вернуть его в штаб армии. Но связь с ним внезапно прервалась. Командарм послал к Власову на машине работника штаба капитана Петрушина. Тот вскоре вернулся. По его лицу Лукин понял, что случилось что-то непоправимое. Капитан доложил, что генерал Власов был тяжело ранен осколком снаряда. Петрушин повез его в госпиталь в Смоленск. Но по дороге командующий артиллерией, не приходя в сознание, скончался.