Командарм Лукин
Шрифт:
Всеми истребительными батальонами командовал секретарь парткома областного управления НКВД майор милиции Фадеев.
Три батальона! Кажется, немалая сила в городе. Но по численному составу они соответствовали одному штатному стрелковому батальону. О вооружении и говорить не приходилось. Лишь в истребительном батальоне Суслова кроме винтовок, пистолетов и бутылок с бензином было несколько ручных и станковых пулеметов. В двух других на вооружении были старые отечественные и невесть откуда взявшиеся английские винтовки,
В Красноармейском районе были созданы также два боевых оперативных отряда: из работников областного управления милиции и курсантов школы милиции. Командирами стали капитан милиции Овцинов и начальник этой школы майор милиции Михайлов.
Лукин рассказал Попову о тяжелом положении отряда Буняшина.
— Это очень опасно, — проговорил Попов. — Фашисты могут прорваться к городу по Краснинскому большаку. Усилим, Михаил Федорович, отряд Буняшина ополченцами и закроем дорогу. Я сейчас же еду в батальон Суслова. Надо поговорить с людьми. Не желаете со мной?
— Рад бы, Дмитрий Михайлович, но… — Лукин развел руками.
— Понимаю, для вас сейчас каждая минута дорога.
— Дмитрий Михайлович, а почему бы вам не перебраться в лес, в расположение моего штаба? Там надежнее. Ведь со дня на день в городе начнутся бои. Да и совместные действия согласовывать сподручнее.
— Предложение хорошее. И все же, Михаил Федорович, я не могу покинуть город. Смоленск для меня что окоп для бойца. Здесь моя высота, мой командный пункт, мой рубеж обороны. Тут моя жизнь, и, если другого выхода не будет, тут моя смерть, — Попов задумался на минуту, потом тряхнул головой, как бы отгоняя тяжелые мысли. — А вас, Михаил Федорович, я вот о чем попрошу. Помогите вооружить созданные обкомом партизанские отряды. Сейчас готовим партийных активистов к подпольной работе. Построили в лесах базы для продовольствия и оружия. А оружия почти нет.
— У нас самих, Дмитрий Михайлович, маловато его. Но постараемся помочь.
— Вот и спасибо. А подполковнику Буняшину передайте, чтобы ждал подкрепление.
Командир отряда Красноармейского района старший лейтенант милиции Суслов построил ополченцев. Все они хорошо знали Попова.
— Наступил момент, когда нам предстоит защищать свой город. — Дмитрий Михайлович говорил спокойно, прохаживаясь перед строем. — Обком партии надеется, что вы не опорочите добрую славу смолян, не уроните воинскую честь.
И батальон отправился по Краснинскому большаку на помощь отряду Буняшина.
Едва Петя Смурыгин вывел машину на шоссе Москва — Минск, как в небе со стороны Демидова появились немецкие самолеты. Не дожидаясь команды Лукина, Смурыгин свернул в лес. Укрыли под деревьями машины и ехавшие следом Лобачев, Власов и начальник разведотдела армии капитан Ряхин. Они выскочили из машин и залегли в густом сосновом подлеске.
Самолеты пронеслись низко
— Полетели искать добычу, — вставая и отряхиваясь, проговорил Лукин.
Поднялись и остальные. Лукин вышел на дорогу, осмотрелся. С возвышенности открывалась широкая панорама Заднепровья. Пригородное село Печорск обозначилось аккуратной церковью, построенной еще в семнадцатом веке. Дальше сквозь редкие перелески хорошо просматривались северные подступы к Смоленску.
— А что, товарищи, — проговорил Лукин. — Неплохое место для наблюдательного пункта, а?
— Картина как на ладони, — согласился Лобачев.
— А вы что скажете, Иван Иванович?
Ряхин, сняв пенсне, щурил на солнце близорукие глаза.
— Подходяще, товарищ командующий.
Ценил и любил Лукин этого человека, по внешности напоминавшего скорее чеховского интеллигента, чем военного. В армии Ряхин сравнительно недавно, но быстро наладил работу войсковой разведки. Он отлично владел несколькими языками и обычно сам допрашивал пленных. Вот и сегодня утром он этим занимался: несколько немцев были взяты ночью отрядом Буняшина под Хохловом.
— Какое настроение у пленных? — спросил его Лукин.
— Самое наглое, товарищ командующий. Задаешь им вопросы, а они поют «Дойчланд, дойчланд юбер аллес».
— Старая песенка — «Германия превыше всего», — усмехнулся Лукин.
— Удивительно, как быстро удалось Гитлеру направить патриотические чувства немцев в русло оголтелого шовинизма, — вступил в разговор Лобачев.
— Да, всего через шесть лет после прихода к власти начал он новую мировую войну. Немцы обижены Версалем, начисто забыв, что к Версалю привел их же правитель, Вильгельм Второй.
— Да, — согласился Лобачев. — Богатый морально-политический урожай собрали фашисты на почве этой обиды, вот и теперь орут: «Дойчланд юбер аллес…»
На дороге показался велосипедист. Приблизившись, он сбавил скорость, стараясь объехать командиров. Это был юноша в гражданской одежде, с винтовкой через плечо. Он сошел с велосипеда, и, приложив руку к кепке, по-военному представился:
— Боец Заднепровского комсомольского отряда Георгий Городецкий!
— Снова встретились, — улыбнулся Лукин. — А почему ты тут раскатываешь, боец Городецкий?
— Отвозил мать в Мощинки, тут недалеко, — ответил юноша и торопливо добавил: — Я отпросился у командира. Немцы в Смоленске наш дом разбомбили, вот я и отвез ее к знакомым на попутной телеге, а сам опять в отряд.
— А где же твои друзья?
— Витя Микешанов со мной в отряде.
— А та бойкая девушка, что с вами была?
— Настя? Она своего добилась, в разведку взяли.
— Вот как? — удивился генерал и покосился на капитана Ряхина.
— А почему же ты мать в далекий тыл не отправил? Ведь здесь бои, и в Мощинках небезопасно.