Командарм

Нестеров Михаил Петрович

Проявился и работник аппарата ЦК Афанасий Валентинович Кух, молодой человек лет тридцати пяти с таким вкрадчивым мурлыкающим голосом, что Северов усомнился в его правильной сексуальной ориентации. Сначала в разговоре с Брежневым он проехался по недостаточному уровню организации плановой политической работы, что, по его мнению, совершенно недопустимо вдали от СССР. Потом усугубил низким процентом коммунистов в контингенте войск в Южной Америке. И добил вопиющим фактом связи начПО с представительницей местной буржуазии. Так что по его, Куха, мнению, по партийной линии Леонида Ильича ожидают очень крупные неприятности.

Северов

был слишком занят курированием многочисленных проектов и работой в войсках и промышленности, чтобы отслеживать еще и внутрипартийную борьбу, но кое-что слышал. Далеко не всех высоких партийных руководителей устраивал новый курс Сталина на уход от жесткого контроля хозяйственного механизма и сосредоточение на собственно идеологических вопросах, отказ от скорейшего построения коммунизма и национальных компартий. Неудовольствие вызывало и то, что в ряде стран Западной Европы коммунистические партии не были единственными и правящими. Одним из сторонников ортодоксальной идеологии, скорее даже идеологом, являлся Михаил Андреевич Суслов, секретарь ЦК и, с недавнего времени и по совместительству, главный редактор газеты «Правда». Никита Сергеевич Хрущев также был секретарем ЦК и, после упразднения КП(б)У, тесно сошедшийся с Сусловым. Не видеть нарастающего недовольства части партийной номенклатуры Сталин не мог, но пока спускал дело на тормозах и делал это, по мнению Северова, не просто так. Что он задумал, Олег не знал, но искренне считал, раз Верховный так поступает, значит есть причины. С другой стороны, это не значило, что надо дать Куху волю в отношении наказания Брежнева. Тем более, что начальником Главного политического управления Вооруженных Сил СССР был генерал-полковник Лестев Дмитрий Александрович, которому Северов безоговорочно доверял как человеку порядочному и полностью разделяющему взгляды Верховного Главнокомандующего.

На вопрос, зачем нужно так активно подводить Леонида Ильича под монастырь, Северов имел свою теорию. Брежнев очень болезненно реагировал на критику высокого партийного начальства, даже слишком, но тут был обычный номенклатурный расчет, Олег это неоднократно наблюдал в прошлой жизни. Человека надо сделать виноватым с ног до головы, а потом простить. Это прощение, поданное под нужным соусом, делает объект обязанным по гроб жизни. Обычно после этого следует повышение и все, клиент в кармане.

Афанасий Валентинович напросился на встречу после подведения итогов учений, до этого работал с секретарями парторганизаций подразделений, беседовал с личным составом, исписал целую кипу бумаги, каждый вечер слал донесения в Москву.

В кабинете Северова после совещания остались Вологдин, Булочкин и Брежнев, последний выглядел встревоженным, видно, что сильно переживал. Не успел Олег сказать ничего ободряющего, как появился Кух и с важным видом уселся за стол, разложив перед собой шикарный блокнот в кожаном переплете с тиснеными серпом и молотом на обложке.

– Итак, товарищи, я хотел бы довести до вас результаты проверки организации партийно-воспитательной работы. А они, скажем прямо, неутешительны.

– Простите, товарищ Кух, генерал-майор Брежнев, как военный политработник, подчиняется в первую очередь ГПУ. Как работник аппарата ЦК вы имеете право ознакомиться с его работой, но вот проверять и делать

выводы, это вряд ли. Или мы здесь что-то упускаем?

– Как рядовой коммунист вы, товарищ Северов, обязаны подчиняться в порядке партийной дисциплины, установкам Центрального Комитета, – промурлыкал Афанасий Валентинович. – Или вы считаете себя выше этого?

– А вы считаете себя нерядовым коммунистом?

– Я ответственный работник ЦК! А ваше дело выполнять наши решения!

– А я исполняю приказы Верховного Главнокомандующего, кстати, являющегося также секретарем ЦК. И начальник политотдела генерал Брежнев действует в полном соответствии с его установками, как в военном, так и в идеологическом плане.

– Но я выявил вопиющие факты! Политическая работа ведется формально! Процент коммунистов в войсках вашего контингента беспрецедентно низок и товарищ Брежнев ничего с этим не делает, сидит сложа руки. Вернее, как раз не сидит, а подвержен моральному разложению…

– Давайте не будем бросаться такими словами. Вы, проверяя документы 7 ГИАП, сделали вывод о формализме на основании того, что в планах замполита имеются повторяющиеся пункты. Естественно, есть виды работ, которые делаются каждый квартал, каждое полугодие. В 8 ГИАП вы сделали вывод об отсутствии преемственности в планах, поскольку там повторяющихся пунктов не было. Что касается беспрецедентно низкого процента коммунистов, так надо было делить не на общее число военнослужащих, а на количество принадлежащих к Вооруженным силам СССР. Здесь объединенный контингент Евразийского союза, вы что, не знали? А личная жизнь генерала Брежнева вас вообще не касается, ничего предосудительного он не делает.

– Это возмутительно! – в мурлыканье проступили шипящие нотки. – Я буду жаловаться на вас в ЦК!

– Желаете прямо сейчас открыть дискуссию? – Северов поднял трубку. – Дежурный! Запрос на узел связи, соединить с Кремлем!

Общаться со Сталиным Кух не возжелал, хотя тут Олег немного блефовал. Уровень техники не позволял разговаривать на такое расстояние по закрытой линии в режиме телефона, да и не стал бы он беспокоить Верховного по таким пустякам, но Кух купился и сдал назад.

– Я доложу свои выводы в Секретариат ЦК, там примут решение. До свидания.

Когда Афанасий вышел, Леонид Ильич вытер лоб платком и вздохнул.

– Не переживай, Леня, все нормально будет! – хлопнул его по плечу Петрович. – Сам только глупостей не наделай, а это все ерунда. Кстати, командир, а ты когда успел про его художества в полках узнать?

– Еще вчера вечером доложили. Ладно, проехали. Проблемы будем решать по мере их возникновения.

– Вам легко говорить, – проворчал Брежнев. – А мне выговор навесят или вообще…

– Ты скажи лучше, – вмешался Вологдин, – про все здешние события напишешь?

С этими словами Александр Алексеевич достал из своей полевой сумки книгу, Северов повертел ее в руках. Л.И. Брежнев. «Корея в огне. Записки фронтового политработника».

«Так, „Малой земли“, „Целины“ и „Возрождения“ здесь, похоже, не будет, но писательский зуд у него определенно имеется» – подумал летчик, а начальник штаба улыбнулся:

– Написано, по-моему, неплохо. Там, кстати, и про нас есть.

На этой оптимистической ноте Северов завершил совещание и отпустил своих заместителей.