Командир атакует первым
Шрифт:
Вид у Меркушева был изможденный, лицо осунулось. Позавчера он предлагал мне в госпиталь, но я отказался. Сейчас Василий Афанасьевич опять повел разговор о том, что лучше будет, если я поеду в госпиталь, как следует проверюсь, отдохну немного (это я-то устал!) и - снова на самолет.
Я возражал, настаивал на том, что это простой ушиб, что мне уже намного лучше.
– Василий Михайлович, я видел, как вы ходите. Поймите, я говорю прямо: а если это не ушиб, если что-то серьезное? Если вы запускаете травму?
– Товарищ комиссар!
–
16 мая меня доставили в 378-й военный госпиталь в Краснодаре, 19 мая враг занял Керчь, а 21-го наши войска во второй раз оставили Керченский полуостров...
Один из семи миллионов
...Женщина-хирург внимательно рассматривала рентгеновские снимки. Я не сводил с нее глаз, стараясь по выражению лица угадать свою судьбу - что с позвоночником?
Врач почувствовала на себе мой взгляд. Повернулась ко мне, улыбаясь. Но в улыбке, я понял сразу, не было радости. Той искренней, откровенной радости, с которой человек человеку сообщает хорошую новость.
.Да, дело серьезное. Но, цепляясь за маленькую надежду, непривычным умоляющим голосом все-таки спросил:
– Товарищ военврач, что там? Перелом? Трещина? Говорите сразу.
Хирург, положила мне на плечо руку и, продолжая улыбаться, сказала:
– Нет, дорогой товарищ Шевчук!
– ?!
– Нет, милый товарищ Василий, не перелом... а два перелома. Назовем даже так: компрессионный перелом одиннадцатого-двенадцатого грудных и первого-второго поясничных позвонков...
Я не поверил:
– Не может быть, Вера Павловна! Я три недели "путешествовал" с этим ранением. Даже ходил... Мне с каждым днем лучше...
– Дорогой мой! В этом ничего удивительного нет. Война. Мобилизуются все психологические и физические силы человека. Ведь сейчас у фронтовиков практически нет таких "мирных болячек", как грипп, воспаление легких, язва желудка...
Я сразу же вспомнил летчика штурмовика майора Шутта. С оторванной кистью руки, смертельно раненный, он пилотировал самолет, привел его домой, совершил посадку... А у меня все цело, все вроде на месте.
– Вера Павловна! Как же так?
– Товарищ Шевчук, можете убедиться сами. - Она протянула мне снимки. Обычно о таких переломах мы своим пациентам сразу не сообщаем. Положено подготовить больного. Но вам, летчикам, я сама убедилась, лучше говорить все начистоту. Многого я не обещаю. Сами, наверное, знаете, что в скелете человека самое важное и сложное - позвоночник.
Мы, хирурги, научились "ремонтировать" практически все суставы и кости скелета. А пот позвоночник... Во всяком случае пока нет управляемого, если хотите, научно обоснованного процесса лечения даже легких травм позвоночника. Хотя в практике имеются случаи если не полного, то вполне достаточного излечения. Человек начинает вставать, ходить, выполнять нетяжелую
Вера Павловна еще раз дружески похлопала меня по плечу маленькой крепкой ладошкой и вышла. Я проводил взглядом ее белоснежный халат. Вчера, когда меня привезли в госпиталь, в приемный покой из срочной операционной вышла хирург. Халат был в крови. Не глядя на меня, устало спросила сестру: "Тоже срочный?" Услышав, что нет, облегченно вздохнула, закурила и только тогда подошла к носилкам. Вспомнил ее извиняющийся усталый голос: "С ног падаю. Вторые сутки. Операция за операцией..."
Ни разу я не кричал от боли, а от этих слов хотелось закричать: "Вера Павловна! Мне не только на ноги встать! Мне летать, летать нужно!"
За дверью, в коридоре, застучали костыли, послышался смех. После кино возвращаются соседи по палате. Первым врывается, понятно, Степан... Да, Степан Карнач - командир мой и товарищ. Вчера, когда меня привезли и положили к нему в палату, Степан прямо-таки обалдел от радости и удивления.
Я-то знал, что Карнач в Краснодарском госпитале. Поэтому еще в приемном покое попросил место в его палате. К счастью, там оказалось свободное.
Для Степана же мое появление не только в палате, но, как он выразился, "на этом свете", было неожиданным. У самого Карнача осколок снаряда попал в ногу, раздробил щиколотку.
Недаром, видно, земля круглая, Как бы судьба ни разбрасывала людей рано или поздно они находят друг друга. Особенно много таких неожиданных встреч у летчиков. У нас всегда много однокашников: с одним учился когда-то в летной школе, с другим был на переучивании, с третьим коротал время в ожидании погоды на каком-нибудь заштатном аэродроме. В любом авиационном городке практически можно увидеть знакомого. Ну, а фронтовики нередко встречаются и так - в санбатах, санчастях, госпиталях.
В палате оказались еще два летчика из нашего полка - капитан Иван Базаров и старший лейтенант Павел Шупик. Пятым был Дмитрий Глинка, с которым мы в Свое время учились в Качинской летной школе, потом вместе служили в авиационном полку И. М. Дзусова. Короче говоря, коллектив достаточно сплоченный, чтобы сообща бороться с ранами, травмами, ожогами, полученными в боях...
Все пилоты, кроме меня, ходячие - с костылями, с палками, но ходячие. А я, основательно закованный в гипсовый панцирь, лежал на жестком щите из досок, покрытом простыней, без права изменять свое положение. У меня даже изъяли мягкую подушку и подложили другую, состоящую, по-моему, из одной наволочки. Такова воля Веры Павловны Авроровой. И хотя она предсказала уже мое "нелетное" будущее, хотелось верить в более благополучный исход, и я скрупулезно выполнял все предписания.