Командир Иванов
Шрифт:
Один Коля Малина по прозвищу Дед вольно сидел на пенечке и посвистывал. И задумчиво точил топор. «Вж-ж-жи вжик, вж-жи вжик», лизал железо брусок. Немного поточив, Дед внимательно склонял голову, словно ожидая, что топор заговорит, и трогал лезвие пальцем. Удивленно присвистнув, он вновь принимался вжикать.
— Дед! — крикнул, вылезая из чащи, мокрый и взъерошенный Игорь. — Ты что, приехал в игрушки играть? Смотри, кормить не будем. — И снова полез в кусты.
Отточив топор, Дед выпустил из-под ремня рубаху и пошел тюкать, словно грибы собирать. Тюк! —
За полчаса он натюкал больше, чем весь остальной десант.
— Ну, Дед! — растроганно сказал Иванов. — Вот это Дед!
Вскоре путь преградил кедровник. Кедры были неприступно могучи, с пепельной чешуей. Иванов закинул голову, и ему показалось, что он засмотрелся в колодец. Серебристые зонты вершин будто ходили по кругу в стеклянном осеннем небе.
Иванов завел бензопилу. Ребята с опаской смотрели, как она лежит на земле и дергается.
Игорь Любавин с решимостью раздвинул друзей и крепко ухватил пилу. Он подошел к кедру и вонзил бегущую цепь в его серебряную чешую. Полетела серая пыль. Игорь налег. Пила взвыла. Толстая шея Игоря от напряжения вздулась.
— Ты зачем издеваешься над инструментом? — плачущим голосом воскликнул Дед.
Он ловко перехватил пилу и повел ею вокруг толстого ствола. Опилки желтой струей потекли по кругу. Пройдя вокруг кедра, Дед оставил пилу, задрав голову, определил, куда дерево захочет упасть, и ловкими ударами топора сделал надсечку. Затем он снова повел пилой — легко и красиво.
— Па-а-аберегись! — вдруг крикнул Дед. И выдернул пилу из надреза.
Ребята сгрудились за его спиной.
Кедр еще походил вершиной, потом замер, словно в задумчивости. И вдруг пошел, ломая ветки, и рухнул с треском и гулом.
— Дед! — сказал Иванов. — Коля! Почему ж ты не сказал, что владеешь пилой?
— Все говорят, что ничего не умеют. А я что?
— Молодец, Дедуля! — тихо радовался Иванов. — Где ты так навострился?
Дед изумился:
— Так я ж лесоруб. Из детдома — в лес. Из леса — в тайгу. Не человек, а леший.
Событие восьмое. Студеный брод
За кедрачом погромыхивала камнями река. Вода в ней была настолько прозрачная, что казалось — ее просто нет. А есть сверкающие мокрые камни серебристые струи, что, свиваясь, колышутся над камнями.
Иванов сунул жердь в эту пустоту, и пустота запела.
Десант, сидя на камнях, отдыхал.
— На тот берег нужно трос перетащить, — глядя на реку, сказал Иванов.
Никто не шевельнулся. Только Вася стянул левый сапог и попробовал воду голой ногой. «Ай!» — сказал он и снова надел сапог.
Лева стал срывать с себя черное демисезонное пальто.
Игорь усмехнулся и остановил Леву, возложив руку на его плечо. И стал раздеваться сам.
В малиновых плавках, сильный и бронзовый,
Ахмет подал веревку.
Игорь обвязался вокруг пояса и, держа жердь, как копье, вошел в воду. Ледяная вода белым буруном вскипела у бедра. Игорь покачнулся и вонзил в камни свое копье.
Десант молча за ним наблюдал.
Переходит речку дядя, на опасности не глядя, —сочинил Вася.
— Эх, Вася, Вася! — печально сказал Дед. — Уж нам с тобой лучше бы помолчать.
Вася ухмыльнулся. Выбравшись на противоположный берег, Игорь перетащил за веревку трос, захлестнул его за толстое дерево и поднял руки, как поднимают штангисты после взятия победного веса.
Ребята погрузились в машину, Ахмет включил лебедку, и вездеход потащил себя через реку.
Событие девятое. Привал
Вышли к хребту измученные, с серыми лицами, в замазанных смолою куртках. Лева споткнулся на ровном месте, и Вася его подхватил.
— Спасибо!
— Если друг свалился вдруг… — начал Вася. И не закончил: сил не хватило.
— Часок отдохнем и — дальше! — сказал Иванов.
И десант повалился на жухлую траву.
— Всем поесть, — сказал Иванов. — И отдыхать.
Он сделал себе бутерброд, поел, напился из ручья, закурил трубочку и, подостлав спальный мешок, удобно лег, задрав ноги в огромных ботинках на корень. Но вдруг он приподнялся на локте, с беспокойством посмотрел на распластавшийся в траве десант и гаркнул:
— Комендант! Брезент и продукты! — И добавил: — Надо пересилить себя и поесть.
Голуб слазил в вездеход, достал брезент, хлеб, консервы. И ребята, поднявшись, нехотя стали есть. А потом увлеклись и стали есть с аппетитом.
— А ведь дело к вечеру, — сказал Игорь. — Может, здесь и заночуем? Палатку поставим и… ля-я-жем… — протянул он и даже зажмурился от удовольствия. — Ставим палатку? — спросил он громко и покосился на Иванова.
Иванов лежал и смотрел в пустынное небо.
— Значит, ставим, — сказал Любавин и стал распоряжаться. Он заставил Леву и Голуба перетягивать палатку до тех пор, пока полотно не зазвенело. Голуб добросовестно пыхтел, вытесывая колья. А Лева вбивал их в землю, то и дело промахиваясь и бороздя топором траву. Кончив работу, он отбросил топор, упал на землю и с наслаждением простонал:
— А-а-а!
Иванов взглянул на часы и поднялся.
— Палатку снять. Выступаем! — коротко сказал он.
Любавин, бессмысленно потоптавшись на месте, пошел и сел у ручья. Плечи его старчески обвисли.
Событие десятое. Студент обвиняет
Лева тоже пришел к ручью и сел рядом с Игорем. Потом он подозвал Толю Голуба. Потом Васю и Деда. Пока он им что-то шептал, Иванов скатал свой спальный мешок и сел в кабину.
Лева подошел и постучал по стеклу.