Командир особого отряда. Повести и рассказы

Третьяков Юрий Федорович

— Верно… — согласился начштаба. — Я и позабыл, что утки рано ложатся…

Таким образом, все было уточнено.

…Если бы какой-нибудь больной вышел поздно вечером в больничный скверик, он мог бы заметить странные и даже немного жуткие события…

Небо заволоклось темными тучами, месяц и звезды куда-то спрятались, и только далеко на горизонте бесшумно вспыхивали молнии. В окнах больницы погас свет, в темном сквере не было ни души и царила тишина.

В этой тишине время от времени кто-то мяукал на разные лады, как будто какой-то

кот от скуки пробовал свой голос, чтобы выяснить, сколько у него имеется в запасе разных мяуканий. Их насчитывалось много: от слабого жалобного писка, когда просят чего-нибудь поесть, до громкого отвратительного вопля с шипением и фырканьем, которым пугают противника перед вступлением в бой с другим котом.

Но все эти крики, оказывается, издавал вовсе не кот, а один неизвестный человек, притаившийся в темноте под акацией.

Потом под другой акацией тоже раздалось мяуканье, и неизвестный человек двинулся туда, спрашивая:

— Это ты?

Но никто не откликался.

— Чего молчишь? — спросил тот человек, но заметил, как мимо ног быстро прошмыгнуло что-то маленькое и белое, являющееся живым котом.

— Тьфу ты! Бегают тут… — пробормотал неизвестный человек и начал прохаживаться по скверику, прислушиваясь во все стороны.

Громкое мяуканье раздалось в другом конце сквера, неизвестный человек поспешил туда, но навстречу ему шарахнулось уже два кота, которые, очевидно, собирались спокойно подраться в сквере один на один, но человек им не дал.

— Брысь! Я вас!

Пошарив по земле, он нашел что-то длинное и твердое, по-видимому, палку, и начал слушать.

Когда невдалеке опять послышалось мяуканье, он на цыпочках прокрался туда и запустил палкой на звук. Она ударилась во что-то мягкое и живое. Раздался чей-то крик:

— Это что за новости? Кто тут кидается?

— Ты зачем сюда? — прошипел первый незнакомый человек.

— Посмотреть! — ответил второй. — Зачем в меня кидался?

— Я не в тебя, а настоящих котов тут гоняю! Кричат везде, путают… Я думал, что ты — это они. Зачем пришла?

— Посмотреть, говорят тебе, балда!

— Уходи!

— Вот еще!

Появился третий незнакомый человек и спросил:

— Что расшумелись на всю больницу? А эта как тут очутилась? Пошли скорей, я без спросу убежал…

Три незнакомых человека двинулись к зарослям репейника, и все затихло, если не считать шорохов, а также частых ойканий, которые издают люди, если их колоть чем-нибудь колючим… Вскоре они опять появились, таща что-то длинное, — очень похоже на трех дикарей, поймавших себе длинного удава.

Через некоторое время неизвестные люди прошли назад, ведя таинственный разговор:

— Ты все следы замела?

— А как же…

— Главное, следов не оставлять… А метлу назад приставила, где стояла?..

— А как же…

Они удалились неизвестно куда, и больше в этом месте ничего загадочного и страшного не произошло. А если что и было, то не такое интересное.

3

На

другой день в подсобном хозяйстве появились двое мальчишек, которых там все знали и думали, что они пришли проведать поросят и завхоза Егора Ефимыча, с которыми давно подружились. Но на самом деле это были ловко замаскированные разведчики из Шуркиного отряда в лице самого командующего и его начштаба Калиныча, прибывшие для проверки результатов одной секретной операции.

На их приход никто не обратил внимания: и завхоз, и его помощница тетя Маруся, и Витюша разговаривали про шланг, ничего не понимали и думали по-разному.

Шурка с Калинычем первым делом взглянули на большой железный бак, установленный на высоких деревянных опорах, где грелась на солнце вода для купания поросят: шланг был на месте и свисал вниз, как хобот у слона.

Лодырь Витюша не сидел и не лежал на мешках, как обычно, а расхаживал по двору и нервно заглядывал в бочки, за ящики и во все другие закоулки, словно хотел найти там еще один шланг или обнаружить спрятавшегося человека, который принес старый.

— Диковина! — удивлялась тетя Маруся. — Может, он тому вору не годился? Дак кинул бы его куда-нито, и всех делов! На кой обратно-то несть?

— А по-моему, у того вора совесть проявилась, — угрюмо бурчал Егор Ефимыч, сшивая какие-то ремни. — Все ж таки не до конца потерял, хоша он и лодырь…

— Почему так говорите? — подозрительно спросил Витюша. — Может, вы на меня думаете? Напрасно…

— Я ни на кого не думаю… А воры, они всегда лодыри… Ежели трудящему человеку понадобится вещь, он на нее всегда себе заработает, а лодырь норовит задаром утащить… А у этого, значит, кой-какая совесть остается, хоша он и вор… Опомнился, стало быть! Теперь бы еще кто лучковую пилу принес, что намедни пропала…

— Ну это вы, Егор Ефимыч, зря говорите! — горячо заспорил Витюша. — Никогда бы вор обратно не отдал, точно вам говорю! Чокнутый он, что ль? Зачем же он тогда трудился — воровал да прятал?.. Никогда у него совесть не проявится… Об этом не может быть и разговору!

— Стало быть, нисколько нет совести у энтого вора?

— Почему же… — запутался Витюша. — Совесть есть… То есть она у всех людей есть… И у него тоже… Только не на всё распространяется… Да хватит вам, Егор Ефимыч, слепых на бревна наводить: лучше сознайтесь, как же вы все-таки его нашли?

— А откудова ты знаешь, что он был спрятан? — спросил Егор Ефимыч, и Витюша совсем запутался.

Но его выручила тетя Маруся:

— Ефимыч, а может, ты нас разыгрываешь? Сам нашел и помалкиваешь? Это я к тому говорю, что бывает у людей такая особенность — пропавшие вещи отыскивать! В прежнее время в нашей деревне, говорят, жила такая бабка, Филимоновной звали; та знала! Кого обокрадут, шли прямо к ней… Она глянет в котелок с водой: твое, говорит, краденое прибрано в омете там-то… в углу правом, под соломой, к примеру сказать… Сейчас пойдут: тама!