Командир поневоле
Шрифт:
Месяц она с всё большим страхом наблюдала, как постепенно могильная тишина наполняет когда-то шумные коридоры дворца, как в крыло, где обосновался лич регулярно тащат попавшихся некромантам, сначала преступников, затем бедняков, а когда кончились уже и те и другие, обычных горожан. И наконец решилась.
К этому моменту верных людей у неё почти не осталось, даже страже охранявшей покои доверять было нельзя, и только на одного человека она могла положиться, на Алладину, верную вассалку её пропавшего мужа.
— Всё, госпожа, — послышался хрипловатый голосок идущей первой бывшей воровки, —
Кутаясь в просторный плащ, превратившаяся в беглянку, правительница Кайратского султаната, поджав губы кивнула и принялась вновь мерно покачивать спящего на руках сына. Совсем младенца, которому исполнился едва месяц. И скорее из-за страха за него, чем за саму себя, Ниике и решилась на побег.
Вот только, в самый неподходящий момент ребёнок разхныкался и патруль из старшего некроманта и пятёрки стражников немедленно окружил беглянок, осветив факелами и наставив оружие.
— Кто такие? — строго спросил молодой адепт, перекидывая в левую руку некромантский посох (слабое подобие посоха самого великого визиря), — живо отвечайте.
— Мы просто две женщины и спешим домой, господин, — склонившись в глубоком поклоне, смиренным голосом произнесла Алладина, незаметно дергая стоящую за ней Ниике, заставляя поклониться султаншу тоже.
— Почему в такой поздний час?! — сурово поинтересовался парень. Он был молод и свалившаяся власть, ощущения всесильности и безнаказанности дарили ни с чем не сравнимое чувство превосходства, над жалкими простолюдинами.
— Задержались у родственницы, господин. У подруги маленький ребёнок приболел, а родственница хорошая знахарка, — Алладина чуть отвернула плащ Ниике, показывая свёрток с младенцем на руках, но так, чтобы сильно не засветить лицо номинальной правительницы султаната.
— Согласно указа великого визиря, все больные и увечные должны препровождаться во дворец, — произнёс некромант с легким сомнением в голосе.
— Мальчик уже выздоровел, — ещё сильнее склонившись произнесла Алладина, — всего лишь лёгкое недомогание.
Парень вновь переложил посох из руки в руку, хмурясь и усиленно думая. Эти две женщины вызывали, хоть, на первый взгляд, ничего особо из себя не представляли, почему-то продолжали вызывать в нём какое-то безотчётное чувство тревоги.
— Нет, — наконец, решительно произнёс он, — вы пойдёте со мной во дворец, а уж там разберёмся, куда и зачем вы ходили.
Ниике только сильнее прижала сына к груди, собираясь ударить заклинанием ветра, а Алладина, всё ещё подобострастно склонившись, приготовила одно из простеньких проклятий, собираясь первым делом вывести из строя некроманта, как самого опасного, как вдруг тишину прорезал слитный шорох десятка стрел, поразивших всех пятерых стражников. На ногах остался только адепт, чей амулет принял на себя внезапный удар, но не успел он сделать движение посохом, чтобы поднять ещё теплых стражников смертоносными зомби, как зашатался от прилетевшего в упор заклинания, а пущенное следом лезвие ветра и вовсе, пробив ослабевшую защиту амулета, отделило голову парня от тела.
Обезглавленный труп ещё секунду стоял, а затем завалился с глухим стуком на песок.
— Госпожа!
Ниике вздрогнула,
— Да, госпожа, — ответила ещё одна вассалка её мужа, коротко поклонившись.
— Но куда ты пропала? — Девушка была одной из сотрудниц особого отряда при султане, но она, как и весь отряд просто исчезла буквально на следующий день после пропажи Павла.
— Скрывалась от вашего великого визиря, госпожа, — улыбнулась одними губами та.
— Но почему?
— Потому, что он пытался меня убить, как собственно и моего господина — вашего мужа.
— Сагир хотел убить Павла?!
— Да, госпожа, — взгляд Лалии стал серьёзным, — но это слишком долгий разговор, а нам надо спешить, скоро патруля хватятся и на нас устроят облаву.
— Хорошо, — внутренне собравшись, кивнула Ниике, признавая правоту девушки, — тогда веди.
Их окружил десяток молчаливых воинов, и они вновь нырнули в темноту, покидая ставшую чужой столицу султаната.
Стоило нам вывалиться из портала в гарнизоне на западной границе, как Эльза, подхватив меня под руку, интимно прижалась всем телом, заглянула в глаза и настойчиво зашептала, — Паша, тут недалеко замок моего отца, давай заедем, всего на день, а? Ну пожалуйста!
— Одни, что-ли? — удивился я, мимоходом взглянув на неё, продолжая выискивать взглядом встречающих.
— Ну нет, — смутилась девушка, чуть отстранившись, — все вместе, конечно.
Я обернулся на остальных девчонок, но те дружно тут же закивали головами, показывая, что согласны. Видимо заранее успели обговорить этот вопрос.
— Ну не знаю, — ответил с лёгким сомнением в голосе, — мы, всё-таки на практике. Если только куратор местный разрешит.
— Если ты попросишь — разрешит, — довольно и слегка пренебрежительно ответила Эльза, на что я только вздохнул. Пользуются чертовки тем, что у меня инквизиторский авторитет.
Место где мы оказались называлось “Западная твердыня” и представляло собой мощный, хорошо укреплённый форт, прикрывавший перевал в горной цепи ведущий к центральным областям Империи. Граница с вампирами была дальше, за перевалом ещё километрах в ста, но в случае прорыва, именно форт становился ключевым центром обороны. Задачей крепостей по ту сторону горной гряды было только максимально ослабить наступающие силы, и задержать на время, чтобы “Западная твердыня” смогла встретить врага во всеоружии.
На замок Каса крепость не походила, она была ниже, шире и массивней, а центральный комплекс зданий почти не возвышался над стенами.
Увидев спешащего к нам инквизитора, я заулыбался и, протянув руку, представился, — Старший инквизитор Ширяев.
— Старший инквизитор Артемиус, — ответил тот, крепко сжимая жилистой рукой мою ладонь и испытующе вглядываясь в глаза.
Моего роста, гладко оббритый налысо, инквизотор отличался крепким телосложением профессионального воина, и даже инквизиторская ряса не могла скрыть ширину плеч и бочкообразную грудную клетку. Обладатель широкой волевой челюсти, он одним своим видом настраивал собеседника на серьёзный лад, давая понять, что с ним шутки плохи.