Командир субмарины
Шрифт:
Гидролокатор показал, что путь свободен, и в. 15.30 мы направились сквозь узкий пролив между островами Колосеп и Гребини. На берегу стоял маяк, и в перископ было хорошо видно, как около него в огороде возится человек. Вокруг, на суше, радовали глаз прелестные пейзажи Далмации, и в этот сияющий день наша цель - разрушение и уничтожение - казалась еще более абсурдной. Впрочем, так же как и то, что мы и сами находились среди плавучей смерти. Субмарина медленно продвигалась по фиорду, а тонкое жало перископа лишь изредка рассекало поверхность воды, поднимаясь на один-два дюйма. Если бы мы подняли перископ выше, то любой праздный зевака на каждом из берегов сразу же его заметил. Тревогу могла поднять даже женщина, загорающая на пляже.
Вот мы подошли к последнему повороту, за которым открывался порт Груц. В объективе перископа перед моими глазами отчетливо предстали картины жизни гавани: крейсеры, субмарины, тучные торговые суда - все это представляло собой заманчивые неподвижные цели. Это зрелище
Пока мы ползком пытались занять позицию, удобную для атаки, нам готовилось еще большее разочарование. Ровный ряд буев означал, что коридор перегорожен плавучим заграждением. Мы подошли к нему вплотную, но, как ни старались, так и не смогли найти зазор, сквозь который можно было бы направить торпеду. На самом деле итальянцы оказались вовсе не такими беспечными, как предполагали мы сами и как свидетельствовали донесения разведки.
Делать было нечего, приходилось ретироваться. Рулевой и второй рулевой поменялись местами; рули на корме, в обычных условиях находившиеся в ведении рулевого, теперь должны были действовать в качестве носовых и наоборот. Двигатели заработали в режиме заднего хода, и мы начали двигаться в обратном направлении быстрее, чем пришли сюда, причем ниже уровня обзора перископа. Одна малейшая ошибка рулевых, и нас могла подстерегать любая из двух опасностей: или мы выскочим на поверхность, что повлечет за собой самые печальные последствия, или ударимся о дно и повредим винты. Все шло благополучно, и мы аккуратно следовали по тому маршруту, каким пришли сюда, поскольку знали, что он свободен от мин. Проходя еще раз мимо острова Гребини, вновь порадовались за своего приятеля-огородника: он продолжал мирно и с видимым удовольствием копаться в земле.
Теперь мои подозрения, появившиеся после того, как первый пароход, показавшись в архипелаге, обогнул мыс в южном направлении, подтвердились. Приближавшийся второй пароход, едва мы намерились атаковать, тоже прошмыгнул между островами Колосеп и Лопуд, очевидно, в поисках безопасности. Скорее всего, канал, по которому мы шли, уже был заминирован, хотя наши приборы и указали нам его в качестве безопасного. Такова судьба субмарины: это оказался уже второй транспорт, который мы упустили в течение дня. Если бы нам удалось за пять миновавших после выхода с Мальты суток сэкономить всего лишь один час - а наш выход задержался из-за обычной волокиты в порту, - мы смогли бы атаковать первое судно еще до того, как оно прошло между островами. А стоило нам оказаться за островом Гребини раньше всего лишь на полчаса, мы смогли бы заполучить и этот второй пароход.
Однако мы знали, где теперь находится первый, и я исполнился решимости добраться до него. Я полагал, что он покинет Груц на заре и отправится вдоль архипелага на север. А мы в таком случае просочимся между островами севернее его и утром пойдем наперехват.
Тем временем мы отошли от берега, чтобы зарядить аккумуляторные батареи. Луна еще не поднялась, и ночь казалась бездонно-черной. Мы медленно отошли на одном из двигателей, а заряжаться начали на другом. Мягкий прибрежный бриз успокаивал и баюкал, мертвая тишина нарушалась лишь приглушенной работой дизеля и едва слышным плеском воды о корпус, очертания которого были едва заметы в темноте из-за слабого фосфорного свечения. Мирная красота ночи, однако, не усыпила часовых; в безупречном спокойствии этой бархатной ночи горизонт оказывался едва различимым, а ведь именно на его фоне только и можно увидеть суда, если, конечно, вы хотите заметить их первыми.
Субмарины выживают только за счет умения первыми увидеть противника. В то время, когда радары еще не существовали, все зависело исключительно от дозорных; а бесконечно всматриваться в темноту сквозь бинокль необычайно утомительно. Вахтенные офицеры обычно брали на себя наряду с общим контролем отрезок между положениями штурвала "полный вперед" и "право по борту". А двое сигнальщиков поочередно то следили, что делается за кормой, то контролировали положение лодки. Кто-то из старшин или главных старшин обычно брал на себя сектор левого борта. Вахта могла продолжаться без перерыва только час, а после этого уставшие от бинокля глаза становились ненадежными и в конце концов совсем отказывались работать. Некоторые командиры, находясь в прибрежном районе, не уходили с мостика всю ночь, но я такого не делал, всегда полагая, что лучше чувствовать себя относительно свежим, на случай ответственных обстоятельств. Обычно я оставался на посту до тех пор, пока не разрешались все вопросы и обстановка не принимала нормальный для ночи спокойный характер. В следующий раз я появлялся на мостике уже перед рассветом. Раздеваться на ночь не приходилось, все всегда спали одетыми, поэтому
Молчун Харрис предпочитал шахматы, и раз или два мне приходилось с ним играть, но шахматы не годились для игры на субмарине, несущей боевое дежурство. Постоянно, хотя и подсознательно, даже во сне, все вслушивались в малейшие изменения в работе дизелей, в распоряжения на мостике, которые были слышны в кают-компании благодаря мегафону, или в гудение сирены, вызывавшей офицеров на мостик. Уккерс же в этом смысле оказывалась идеальной игрой во время боевого дежурства. Она достаточно захватывала, не требуя при этом полной концентрации; в достаточной мере распаляла эмоции, когда вас "съедали" на подступах к дому, лишая надежды на безопасность; приносила искреннее удовлетворение, если вам удавалось победить оппонента в подобной же ситуации. Пощады никто не просил и никто не давал. На любой патрулирующей подлодке в любой неразберихе в уккерс играли повсюду - с носа и до кормы. Психологи наверняка смогли бы дать этому явлению научное объяснение, ну а мы пристрастились к этой игре самым естественным образом.
Аналогично в начальный период военных действий мы все принялись поглощать сладости в таких же количествах, как это обычно происходит у детей. Возможно, это случалось оттого, что нельзя было курить. Позднее же врачи, изучавшие, почему и каким образом нам удалось выжить, предписали обязательное потребление сладостей, и они вошли в рацион подводников. Но мы уже и сами поняли, что без сладкого жить не можем.
Неожиданно покой той чудесной ночи в Адриатическом море был нарушен.
В воздухе появился легкий запах дыма. В мегафон прозвучал приказ к боевой готовности. В считанные секунды лодку развернули по ветру. Зарядку аккумуляторной батареи приостановили. Поставили соединительную муфту гребного вала. В работу включились оба двигателя. Все члены экипажа заняли свои места по команде к погружению, а на мостике бинокли нацелились против ветра.
В ночном наблюдении главным всегда было повернуться кормой в нужном направлении; это давало возможность занять любое положение или же, при погружении, как можно точнее определить расстояние. Если вы видели цель, то всегда оставалась возможность развернуться, определив ее курс и скорость; если в поле зрения попадал патруль противника, то каждая секунда оказывалась драгоценной, давая возможность избежать неприятной встречи. Предположим, видимость составляла одну тысячу ярдов - а часто она оказывалась меньшей - и на вас двигался эсминец со скоростью 20 узлов. Это означало, что он приблизится через девяносто секунд. Если вы находились на поверхности, то он мог увидеть вас с расстояния примерно в 500 ярдов, а это давало вам сорок пять секунд, то есть приблизительно то же самое время, за которое вы смогли бы погрузиться в стационарном состоянии. Но по собственной воле никто никогда не останавливался. Обычно продолжали движение таким образом, чтобы, повысив скорость и удаляясь от объекта, иметь возможность рассмотреть подробно, что же этот объект собой представляет. Ночные погружения не сулили ничего хорошего, поскольку, за исключением самых светлых лунных ночей, вы обрекали себя на очень плохую видимость при наблюдениях в перископ, а каждый встреченный объект мог оказаться достойной целью. В лучшем случае вы отказывались от активных действий, но все равно в течение некоторого времени должны были оставаться на поверхности, чтобы зарядить аккумуляторную батарею.
Редко удавалось выследить судно по дыму. Во всяком случае, в моей практике мы сумели сделать это лишь дважды. В этот раз перед нами оказался небольшой торпедный катер: силуэт был низким и поэтому плохо виден. Обойти его нам не стоило труда, но беспокойства он причинил много, так как всю ночь болтался поблизости. Поэтому, когда поднялась луна, нам пришлось всерьез обходить стороной это докучливое суденышко. В итоге, погрузившись на заре, мы оказались дальше от входа в архипелаг, чем я планировал, и из-за этого опоздали к нашему пароходу.