Командировка на дуэль
Шрифт:
Впрочем, вряд ли Курчатову, Королеву, Арцимовичу все это казалось объективными трудностями — только объективными обстоятельствами. Глубоко творческие натуры, они не нуждались в специальных приборах, чтобы отличить насвистывающего творца от насвистывающего лодыря с рейсфедером в руке. Им и в голову не пришло бы упрекать инженера за то, что он «тупо глядит на нетронутый лист бумаги». В ведущих инженерных содружествах страны иное отношение к мыслящему просто немыслимо.
Однако наряду с конструкторами спутников, лазеров и блюмингов есть немало таких, кто посвятил свои силы и знания кастрюлям-скороваркам, детским коляскам и баллончикам для газовых зажигалок. И почему-то именно те, кто создает обиходные изделия, чаще всего страдают от завхозовской ретивости.
Не это ли одна из причин, что наше кожсырье- хуже наших лазеров?..
МАЛО ДАЛИ!
Фельетон в пяти письмах по поводу и без повода
Письмо первое
Дорогой товарищ В. Надеин (извините, не знаю, как вас по имени, а также по отчеству, о чем очень сожалею!).
Прочитал я ваш прекрасный фельетон «Вот такие пироги», в котором вы с несравненным талантом бичуете и пригвождаете к позорному столбу злостных бюрократов, которые отстают с внедрением новых галстуков, которые нужны народу. Я, правда, лично галстуков не пользую, здоровье не позволяет. Я больше интересуюсь насчет пива, где каждый день также вижу безобразия, достойные принципиального пера классика сатиры М. В. Гоголя, а может, даже ОБХСС. Поэтому приезжайте! Палатка наша находится у рынка за углом, пиво с утра там свежее, а очередь вам я займу. А можете, если командировки не дадут, и не приезжать, тут у нас такие преступления с неотстоем пены, что чего хошь распиши — все равно мало будет. А зовут ее, чтоб вы знали, Клавдия, фамилии не знаю, но когда будете писать сатирический фельетон, то непременно потребуйте, чтобы ей дали лет пять, не меньше. Хотя давать больше тоже не стоит, потому что работает она недавно, пиво пока не разбавляет и недолива тоже не совершает — боится. Так лучше бы ее посадить, пока еще не испортилась окончательно.
Теперь, когда я высказал вам заслуженное восхищение перед вашим разящим талантом, хочу откровенно высказать отдельные мелкие и несущественные замечания, которые имеют большое общественное звучание вокруг нашей палатки. Обратите, пожалуйста, внимание, какими нехорошими словами вы озаглавили свой замечательный фельетон. Вместо того чтобы потребовать сурового наказания нарушителей норм и принципов удовлетворения потребностей в галстуках, вы проявили, извините за правду, сплошной волюнтаризм. Вы перенесли испепеляющий огонь своего таланта с конкретных материально ответственных лиц на ни в чем не повинные хлебобулочные изделия. Нехорошо, дорогой товарищ Надеин! Ведь сатира — это что? Настоящая сатира, это когда всем невзирая на лица дают по мозгам. Настоящий сатирик никогда не будет прятаться в кусты, а прямо потребует осуждения бюрократов, оставивших наш великий народ-труженик без галстуков, на семь лет строгой изоляции по статье 129 УК РСФСР, часть вторая. Иначе фельетон получается беззубый.
Уверен, что в ближайших номерах вы исправите допущенную оплошку и опубликуете мое опровержение. Не стоит благодарить меня за критику — это мой долг по воспитанию подрастающего и всякого другого поколения. Не в моих правилах жить по принципу «Моя хата с краю...»
Гонорар когда будете высылать, то обязательно напишите «В собственные руки», чтобы я имел фактические основания от собственной супруги, которая имеет отдельные пережитки прошлого в разрезе моей зарплаты.
К сему Жмулькин Ф.
Письмо второе
Фельетонисту тов. Надеину В.!
Когда простой рядовой читатель, наткнувшись с вашей стороны на черствость и непонимание, то как это прикажете понимать, а? Тем более чтоб вы знали: я состою в переписке заказными письмами с газетой «Молодой фитилек», с журналами «Млечный путь» и «За рублем», однако от них ничего плохого, кроме хорошего, не отмечал. За два года не было случая, чтобы
Да я не желаю понимать ваших шуточек! Я спрашиваю прямо: где галстук ч? Где? Нету? Вот то-то и оно! Тут не шутить надо, а бить по рукам, чтобы ребра трещали. Судить надо, а не шутить!
Теперь скажу о деле. Вы пишете, что читатели имеют право одобрять или критиковать решения суда, но определять меру наказания имеет право только суд. Здрасьте, откуда такие новости? А мы все тогда для чего? Для мебели?
Тогда для чего, скажите на милость, отпечатаны в типографиях и выпущены в широкую продажу полезные книги под названием «Уголовный кодекс»? Не знаете? Так я вам скажу. Для того специально, чтобы мы все как один помогали судам давать сроки. Потому что в разрезе сроков у нас наблюдаются отдельные вопиющие безобразия, а также, извините за резкость, упущения.
За примерами, как говорится, недалеко ходить. Директора галстучной фабрики Лошаденко, про которого ваш фельетон был, не посадили, даже не арестовали, а всего лишь сняли с работы. И ваша редакция сообщила об этом на весь мир, да еще под бесстыдным заголовком «Меры приняты». Тьфу, да разве ж это меры? Разве хуже было бы для широкой общественности, если бы Лошаденке впаяли пять, а еще лучше десять лет строгой изоляции? Вот это, я понимаю, меры, тут уж ничего, кроме спасиба, не скажешь. Теперь же этот ваш Лошаденко месяца три походит без работы, а потом все равно куда-нибудь устроится, потому что — без судимости. А три месяца — это что? Это, если говорить принципиально, один профсоюзный отпуск и два за свой счет. Потом еще удивляемся, откуда берутся недоливы. Кто же станет доливать при таком либерализме? Вот если бы Клавка знала, что ее за одну кружку пива на веки вечные упекут, куда Макар телят не гонял, она бы не только пену сдувала — свои еще приплачивала. Что в свою очередь обеспечивало бы рост благосостояния ценителей отечественного, а также зарубежного пива.
Обращаю внимание редакции, что гонорара за свое первое письмо я еще не получил, что для кое-кого будет чревато.
К сему Филипп Жмулькин.
Письмо третье
Гр-ну Надеину, который подвизается!
Слишком много ты о себе возомнил, вот что я тебе скажу. Еще по тому фельетону я сразу раскусил, что никакая это не критика, а сплошное выгораживание преступника-рецидивиста Лошаденки, только связываться не хотелось. Сколько галстуков он тебе дал, что ты его от решетки спасаешь?
И нечего передо мною оправдываться, что действия Лошаденки не подпадают под статью. Было бы желание — статья найдется! Миндальничаете вы все слишком много, а от такого миндализма и происходят недоливы, и кружек не хватает, и молодежь танцует, чего ей танцевать не положено. У нас в подъезде тоже один такой проживает, по вечерам, как преступник, с гитарой ходит. Может, и его, скажете, сажать не надо? Сегодня у него гитара, а завтра, глядишь, камнем по башке огреет или газету с ящика сопрет. Зачем же ждать, пока вырастет? Он выросши и уехать может — ищи тогда его по всей стране всесоюзным розыском, вроде как Клавку, которую вовремя не прихватили, а она раз — и в декрет ушла. Я же вам сигнал своевременно подал — вы-то, законники, и проворонили.
А какие упреки содержались в твоем так называемом «Ответе», — я их отвергаю. И нечего мне под нос «Уголовный кодекс» тыкать. Пускай Клавку и нельзя по статье 129, которая, как в «ответе» сказано, не про хищения, а про неоказание капитаном помощи на море, — мне все равно! Срок я назвал, это главное. И никто меня не обвинит, что я за общее дело не болею, потому что борюсь с безобразиями изо всех сил и сроков никому не жалею.
А фельетончиков ты, Надеин, больше не пиши, брось! Не Гоголь ты, не Райкин, а самый настоящий, извиняюсь, адвокат, если чего-нибудь не хуже.