Командиры мужают в боях
Шрифт:
Так продвигался наш батальон. На станции Приколотная, вернее, в районе станции, мы все собрались вместе — и командование и батальон, не хватало только 2-й роты лейтенанта Ивана Кузьмича Сафронова. Но вскоре, прорвавшись через вражеский заслон, она нас догнала. Потери в роте оказались незначительными.
Бомбежка несколько поутихла. Мы воспользовались передышкой, прошли по ротам и сообщили общее направление дальнейшего марша.
Хотелось верить, что еще немного — и мы зацепимся за какой-то удобный рубеж и станем стеной на пути противника. А пока продолжали идти, и каждый шаг больно отдавался в сердце.
Наткнулись на кустарник.
— Может, погрызем что-нибудь? — предложил кто-то.
Но, кроме нескольких сухарей, ни у кого ничего не оказалось. Ракчеев вытащил из кармана бутылку, которую ему дал на железнодорожных путях Приколотной какой-то солдат. Мы откупорили ее, по очереди отпили по самой малости и стали грызть сухие корки. А хотелось просто напиться самой обычной воды, уж очень было жарко. К нам подошел Ильин, доложил капитану Цуладзе о положении во второй роте. Мы предложили ему сухарь и в крышку от фляги налили немного вина. Он с безразличием принял наш дар.
— Я сильно потер ноги, и мне ничего не нужно, лишь бы немного проехать.
Я уступил ему свою обозную, изрядно уставшую лошадку, Ильин уехал.
Пока мы сидели, наши роты ушли вперед. Пора было и нам двигаться дальше. А тут, откуда ни возьмись, появились неприятельские мотоциклисты и с ходу открыли огонь по кустарнику. Все бросились к лошадям. А я стал продираться через заросли. Ветки цеплялись за плащ-палатку, за автомат. Огонь не прекращался. «Ну, думаю, влип по-глупому». Оглянулся: откуда бьют? Оказалось, гитлеровцы выскочили уже за станцию Приколотная и обстреливали наши арьергарды. Кое-как пролез через кустарник, дальше — поле. Смотрю, бежит неоседланный белый конь, красивый такой, видно, кавалерийский, однако быстро бежать не может, так как передней ногой попал в повод узды. Посвистывая, стал ласково подзывать его. Конь приостановился. Я бросился к нему, схватил за узду, похлопал по шее, выпутал ногу из поводьев и вспрыгнул на него. Теперь я мог догнать своих. Конь несся быстро и легко.
К вечеру собрался весь батальон: стали приводить себя в порядок. Командир полка и командир дивизии установили с нами связь. Кухни наши уцелели, и поэтому ночью и рано утром мы смогли покормить людей.
Где, в каком именно месте находился Родимцев, мы не знали, но он был с войсками, с нами. В телефонной трубке отчетливо звучал его хриплый голос. Он подбадривал нас:
— Вешать головы рано. Рано, шайтан вас дери!.. Еще дадим фашисту жару…
Мы и сами были уверены, что в конце концов остановим врага. И не только остановим, а и перейдем в наступление. Об этом мечтал каждый. Долго такое положение продолжаться не могло. Вот уже и танки у нас появились. И новые самолеты. И «катюши», которые наносят мощные удары по врагу. И мы уже не такие, какими вступили в войну.
Вышли на рубеж обороны вблизи города Валуйки. Утром фашисты, после мощной артиллерийской подготовки, под прикрытием дымовой завесы поднялись в атаку. Дым затмил все. Не, видно было даже товарищей по соседним окопам. Чудилось, будто со всех сторон в тебя стреляют из автоматов и пулеметов, надвигаются танки…
Я был в роте Карпенко, к тому времени основательно поредевшей. Карпенко, прижавшись щекой к ручному пулемету, левой рукой плотно прижимал к плечу приклад. Пальцы его шевелились, как будто приглашали кого-то подойти поближе. Пилотка сползла на левый глаз, и из-под нее по щеке скатывались капельки пота. Возле Карпенко,
Стрельба усилилась, вокруг жикали пули, нарастал гул танковых двигателей, но по-прежнему ничего не было видно. Совсем рядом, слева, пролязгал гусеницами танк, разорвались одна за другой несколько гранат, кто-то смачно выругался. Перед окопами из дыма, словно привидения, внезапно возникли двигавшиеся цепью вражеские пехотинцы. По ним хлестнули пулеметные и автоматные очереди, справа застучал «максим». Фашисты, видимо не ожидавшие такого плотного огня, на какое-то мгновение замешкались. Многих скосили наповал наши пули; те, кто уцелел, рванулись вперед. Пулемет Карпенко не умолкал. В ход пошли гранаты, и атака немцев захлебнулась.
Меня кто-то несколько раз дернул сзади за гимнастерку. Обернулся — телефонист протянул мне трубку.
— Алло!.. Алло!..
Но в трубке что-то трещало. Я заткнул пальцем свободное ухо, опустился на дно окопа, снова и снова то кричал «алло», то спрашивал совсем тихо, кто меня вызывает. Скорее догадался, чем узнал голос Цуладзе. Комбат интересовался обстановкой в третьей роте. Я доложил, что находится пока на прежнем месте. Атака, кажется, отбита.
Цуладзе сообщил, что фашистов отбросили и другие подразделения. Но часть танков прорвалась в наш тыл. Он потребовал удержать позиции любой ценой. Если нас выбьют из окопов, сказал он, то в чистом поле будем раздавлены танками.
Дым постепенно рассеивался, и обзор расширялся. Стрельба продолжалась, но уже с меньшим напряжением. Неподалеку от моей ячейки чадил догоравший танк со свастикой на башне. Из люка свешивался вниз головой не успевший вылезти танкист, его белесые волосы были залиты кровью, другой лежал у оборванной гусеницы. А неподалеку от них наш солдат перевязывал товарища: правой здоровой рукой тот придерживал левую, окровавленную. Наверное, это они уничтожили танк и его экипаж.
В тылу у нас шел бой с прорвавшимися гитлеровцами. Там с предельным напряжением работали артиллерийские батареи Сергеева и Кузьмина. Особо хочется сказать о роте ПТР старшего лейтенанта Дядькина. В неравном бою бронебойщики уничтожили около десяти танков. Но и сами понесли тяжелые потери. Почти все бойцы были убиты или ранены, уцелело лишь несколько человек. На этом участке враг не прошел.
К полудню стало жарко, хотелось пить, пот разъедал глаза. Несмотря на то что атаки отбили, на душе было тягостно. Противник производил перегруппировку и подтягивал резервы. Я видел в бинокль, что в его расположении появилось много танков, но они пока что активных действий не предпринимали.
В нашем полку не было ни единого танка, в небе — ни единого самолета. Я пробрался на НП и спросил Цуладзе, чем мы будем отражать атаку, если эта армада обрушится на нас. Он спокойно ответил:
— Тем, что есть.
А танки врага все выползали и выползали из-за бугра, доходили до определенного рубежа и останавливались, как бы готовясь к прыжку.
Начал считать, но их было столько, что скоро сбился. Да и зачем это делать, если бить их все равно нечем.
— Надо отходить, раздавят…
— Иди к Самчуку, доложи свое мнение, — насмешливо посоветовал мне Цуладзе.
Командир полка сам пришел к нам на НП. К тому времени Самчук стал подполковником.
— Ну, Цуладзе, как дела?
— Пока отразили, а вот что дальше — не знаю.