Командиры мужают в боях

Исаков Иван Степанович

— Орудия к бою!

Маленькие длинноствольные пушчонки вызывающе повернулись в сторону вражеских машин. Однако те, почему-то даже не обстреляв сорокапятки, устремились прямо к зеленой полосе, где мы надеялись закрепиться. Но что это? Передний танк вдруг остановился. Раздался взрыв, и машина загорелась. Почти одновременно вспыхнула и вторая, а потом и третья… Кто же их жжет? Наши расчеты еще не стреляли. Неприятель стал развертывать танки в линию. Тут я увидел, что стреляли из лесопосадки, к которой так рвались и мы, и немцы. Били метко. Вот еще один «тигр» накренился и застыл на месте. Сорокапятки тоже

несколько раз ударили. Отстреливаясь, танки попятились назад.

Тем временем гвардейцы достигли зеленой полосы. Туда же я привел 45-миллиметровые орудия и ПТР. Там оказались пять тщательно замаскированных тридцатьчетверок. Командир-танкист торопил нас с отходом, обещая прикрыть.

По совету полковника Алексеева, командира 34-го гвардейского стрелкового полка, отходившего вместе с нами, я попытался связаться с комдивом, но неудачно. Через некоторое время Алексеев все же сумел кому-то доложить обстановку по телефону. После этого он пошел собирать подразделения, чтобы отвести на прежний рубеж. Наш батальон под прикрытием танкистов продолжал двигаться к реке Ингулец.

42-й гвардейский стрелковый полк и 3-й батальон нашего полка в районе Верблюжки попали в окружение. Но благодаря решительным действиям вырвались из неприятельского кольца.

За умелое управление подразделениями в тылу врага командир полка майор Половец был удостоен звания Героя Советского Союза, а большая группа гвардейцев награждена орденами и медалями.

Во второй половине ноября 13-я гвардейская стрелковая дивизия принимала участие в Александрийско-Знаменской операции. Здесь мы понесли еще одну большую утрату. Во время ночной атаки в районе станции Пантаевка был убит Тимофей Андреевич Нефедьев, незадолго до того назначенный заместителем командира нашего полка по политической части. Все тяжело переживали его гибель. А я в особенности. Для меня он был не только старшим, самым близким боевым товарищем, не только наставником, но и другом. В голове никак не укладывалось, что его уже нет; и по сей день, когда в силу тех или иных причин я попадаю в трудное положение, всегда думаю: а как бы поступил на моем месте Нефедьев?..

Мы наступали совместно с танковым батальоном в направлении Диковки. Все шло хорошо, батальон перебил много немцев и погнал их, пехота старалась не отставать от машин.

Стемнело. До этого несколько дней подряд шел дождь. Земля черная, на ночном небе ни звезды. Батальон вытянулся в колонну. Вместе с танкистами по карте определили азимут. Тридцатьчетверки прибавили скорость, и мы за ними не поспевали. Потом они стали забирать все правее и вскоре отклонились от маршрута. Если бы мы и дальше следовали за ними, то не вышли бы на указанный командиром полка рубеж. Я остановился. Подошел Ильин, за ним Сафронов. Не было только Каралаша. Но несколько минут спустя появился и он, да не один, а с пленным.

— Где ты его нашел?

— Да их тут много бродит.

— А этого как добыл?

— Я чуть приотстал. Когда догонял батальон, в темноте толкнул кого-то, извинился, подумал, что свой и стал подбадривать: мол, поднатужься, скоро придем на свой рубеж. А он убегает. Я ему: «Стой!» — он продолжает бежать. Я выстрелил, тогда он остановился. Смотрю — немец. Обезоружил его и вот привел…

Я приказал немедленно отправить

пленного в штаб полка.

Подошли командиры рот. Получив от меня указания на случай встречи с противником, они ушли. Ильин подал батальону команду:

— Шагом марш!

Тут послышалось:

— Файер!

Впереди вспыхнуло несколько ракет, противник открыл пулеметный огонь из танков, которые стояли в каких-нибудь ста — ста пятидесяти метрах от нас. Подразделения начали развертываться. Мы, командиры, оказались впереди боевого порядка. Я приказал Ильину, Сафронову и Каралашу бежать в роты, чтобы люди, застигнутые внезапным огневым нападением, не дрогнули, а свое место определил прямо на дороге. От ракет и трассирующих пуль стало светло как днем. Вдруг Ильин споткнулся.

— Что с тобой?

— Ранен.

— Куда?

— В бедро.

— Можешь еще хоть немного пройти сам?

— Могу…

— Только не уходи с дороги… Найду Птахина, пошлю к тебе перевязать… Ни в коем случае не уходи с дороги!

Я побежал в 1-ю роту.

— Мирошниченко, какого черта молчите? Огонь!

— Рота, огонь! — подал команду капитан Мирошниченко.

Треск автоматов, дробный стук пулеметов, резкие, хлопающие выстрелы ПТР — все слилось в знакомый шум боя. Не знаю, как другие, я всегда чувствовал себя спокойнее и увереннее, когда батальон ощетинивался огнем. Интенсивную стрельбу открыла и рота справа. Противник отвечал. Командир полка приказал мне закрепиться на достигнутом рубеже.

Уже которые сутки ни один солдат не был в тепле! То дождь, то гололед. Шинель превращалась в колючий панцирь. Потом снова оттепель, дождь — и так без конца…

Через посыльных передал приказ в роты, разыскал командира санитарного взвода старшего лейтенанта Птахина, велел ему найти и отправить в санроту капитана Ильина. Вернувшись, Птахин доложил, что и Каралаш тоже ранен — в ногу. Так оба мои ближайшие помощники вышли из строя.

Раннее утро застало нас на марше. Стоял густой туман, и даже на близком расстоянии ничего нельзя было различить. Люди возникали из вязкой пелены, словно призраки. Мы должны были занять курган. Один его скат, довольно крутой, слева от нас, уходил к реке Ингулец, на более пологом — рос молодой лес.

С нами действовали три Т-34, полковая батарея 76-миллиметровых орудий и 120-миллиметровая минометная батарея. Я шел с ротой. Со мной находился начальник артиллерии полка капитан Николай Дмитриевич Целищев, никогда не расстававшийся с 45-миллиметровой пушкой (он называл ее личным оружием).

Целищев вообще не мог спокойно пройти мимо любого оружия. Непременно попробует его в действии. Если попадались на глаза машина, бронетранспортер или танк, попытается завести их и как-то использовать в бою.

От местного жителя мы узнали, что в лесу гитлеровцы. Пройдя несколько сот метров, услышали впереди крики «ура», короткую перестрелку. Потом все смолкло.

— Вторая рота захватила два танка, бронетранспортер и троих пленных, — сообщил мне связной.

Я направился во 2-ю роту. В лесополосе действительно стояли бронетранспортер и два «тигра». На стволах танковых пушек висели связанные за ноги куры. Близ бронетранспортера лежали пять или шесть убитых фашистов, а уцелевшие что-то усердно объясняли, обращаясь одновременно сразу ко всем.