Командор
Шрифт:
— Тогда твоему народу следует знать, — раздражённо сказал ван Хоорн, — что у этого великого воина имеются сотни «громовых палок»! И если ты, мой брат, пленишь этого… Длинного Ножа, то сможешь потребовать любой выкуп. Столько ружей, сколько у тебя пальцев на руках и ногах!
Вождя это впечатлило.
— Если мой брат убьёт Длинного Ножа, — понизил Албертус голос, — он совершит подвиг. Если он пленит его и заставит заплатить за себя мушкетами, то воины Хайовентхи совершат много славных подвигов, а его вождя будут бояться
Ван Хоорн, сощурившись, глянул в сторону запада, где чернел горный хребет, застя солнце, почти уже закатившееся. Только облака над вершинами пламенели багрянцем.
Великая река… Так назвали её чиппева. Миси-зииби.
Вождь Нанабожо будет ждать его на притоке Великой реки, Огайо. Так его назвали ирокезы, а если перевести слово «Охайо», то получится всё та же «Великая река»…
Ничего удивительного, тут всё такое — величественное.
И реки, и горы, и леса, и земля.
Тупые и недалёкие колонисты даже не представляют себе, какие колоссальные пространства тянутся за порогами их убогих хижин, за их жалкими наделами.
Переселенцев ещё совсем мало, но они прибывают и прибывают — французы, голландцы, англичане…
Эти людишки, гордо зовущие себя фрименами, полагают в безграничной наивности своей, что пересекли океан в поисках земли, и всё, что им надо, это новые и новые акры.
Нет, милые, больше всего вы нуждаетесь в умелом правлении!
В меру милостивом, но неизменно твёрдом.
Да если бы ваши усилия направлял умный и властный человек, уже всё Восточное побережье процветало бы!
Но нет, вы тащите на американские берега старые замашки, старые табу, старые догмы.
«Вам нужен я! — подумал Албертус. — Я, и никто другой!»
Просто некому больше объединить здешних католиков и протестантов, монархистов и республиканцев, всю эту дикую, сварливую, несдержанную толпу, исторгнутую Старым Светом.
Пускай короли по-прежнему мнят себя властителями тутошних земель, ему это не помешает. Он сплотит всех колонистов, а те поневоле, сами того не понимая, будут проникаться к нему всё большим и большим расположением.
И однажды, когда он решит, что время пришло, на этих берегах возникнет новая империя. С ним во главе, естественно.
Ван Хоорн судорожно вздохнул. Он и сам знать не знал, ведать не ведал, откуда у него этот таинственный дар убеждения.
Возможно, некий заряд животного магнетизма позволял ему внушать ближним его идеи, его мнения и цели.
Так было с самого детства, когда он впервые заметил: его горячие слова проникают людям в самое сердце, и те верят им, воспринимая желания маленького Альберта как свои собственные, идут за ним, как за мессией, и только что «Осанна!» не восклицают.
Не все, правда, одинаково податливы.
Люди думающие, волевые
Его знают в Квебеке и Плимуте, Джеймстауне и Сан-Августине.
В туземных селениях ирокезов и гуронов.
Знают как пастыря или колдуна, лекаря или воителя.
Он всё больше и больше набирает вес в здешнем лоскутном обществе, становится важным и нужным человеком.
Самые смелые его хотения постепенно обретают плоть…
И тут появляется этот чёртов командор и всё портит!
Ах, если бы его можно было просто убить…
Да нет, как раз убить-то его можно, Олегар смертен, как все.
Но гибель Длинного Ножа не принесёт пользы, сперва этого зарвавшегося командора должно постигнуть бесчестье и позор, его нужно раздавить, размазать, растереть, смешать с дерьмом так, чтобы все отвернулись от него, потешаясь или брезгливо кривясь. Только тогда он одержит победу над Олегаром де Монтиньи!..
…— За этим хребтом — земли коварных мингов — напомнил Хайовентха.
1 Минги — презрительное прозвище гуронов.
Албертус визгливо рассмеялся:
— Краснокожий брат мой, уверяю тебя — я коварнее всех мингов, вместе взятых! Я устроюсь на ночлег, а рано утром покину тебя. Лошадей я оставлю тебе, они мне будут не нужны. Но взамен ты дашь мне четыре лёгких каноэ из берёзовой коры.
— Хау! — сказал вождь. — Да будет так.
Ранним утром, когда солнце едва засвечивало на восходе, внося серые тона в черно-синюю палитру ночи, маленький отряд «чернецов» покинул пределы селения, и Хайовентха вздохнул с облегчением.
Втайне гордясь побратимством с таким человеком, каким был его гость, вождь побаивался Бледного Вендиго.
Слишком уж сильна его магия, и была она темна, как одежды воинов Человека-с-тысячью-имён.
Хайовентха нахмурился. Человек этот ушёл, а коварство его осталось…
Вождь решительно пошагал к «длинному дому», где жила старая Ватанэй.
Гли-Гли уже не спала.
Девушка сидела на коленях, на расстеленной медвежьей шкуре.
Её глаза были закрыты, она будто молилась или призывала духов.
— Гли-Гли? — окликнул девушку Хайовентха. — Ты здесь?
— Да, вождь, — молвила та, открывая глаза.
— Ты хорошо знаешь Длинного Ножа?
— Я спала с ним, — гордо заявила Гли-Гли, — и была его.
— Была?
— Ныне я — скво его друга.
— Длинный Нож придёт за тобой?
Девушка удивлённо посмотрела на ирокеза.
— Обязательно. Длинный Нож никогда не бросает своих.
— Даже если это смертельно опасно?
Лёгкая улыбка скользнула по губам Гли-Гли.