Командор
Шрифт:
Командор взялся за лук, но передумал — далековато.
Стрела может угодить в живую мишень, да, но и в стволе дерева способна застрять не хуже. А это нам ни к чему.
Если ирокезы прознают, что он вышел на «тропу войны», они окружат его всей толпой, и тогда ему придётся худо.
Всё ж таки индейцы очень опасные противники, умелые, храбрые и стойкие.
Как навалятся на него вчетвером, отмахается ли? Бог весть…
А он на тот свет не торопится, ему и на этом неплохо живётся.
Ружейный
Выглянув между двух стволов сосен, Сухов высмотрел лишь реденькие клубы дыма, относимые ветром.
Индейцы пошли «на приступ». Ну-ну…
Флаг вам в руки и барабан на шею.
Со всей осторожностью, выйдя краснокожим в тыл, он углядел лишь троих из наступавших.
Ирокезы обладали невероятным умением маскироваться, сливаться с травой, с кустами, даже с голой землёй.
Но отсюда, со спины, их было видно очень даже хорошо.
С толком, с чувством, с расстановкой Олег расстрелял обнаруженную им троицу, но за скальпами не поспешил.
Можно было угодить под обстрел и заполучить пулю от своих.
Сухов осторожно отступил к деревьям — и на него повеяло «ветерком смерти», аж волосы на шее встопорщились.
Приседая, Олег ушёл в сторону и лишь тогда развернулся.
Индеец, бесшумно спрыгнувший с дерева, напал на него с ножом. Оба упали и покатились по траве.
Краснокожий, как и все его одноплеменники, не выделялся мускулистостью, а фигуру его вряд ли можно было назвать атлетической — поджарый, узкоплечий, но жилистый, индеец брал не животной силой, а ловкостью, изворотливостью, напором.
Нож свой Сухов потерял, вернее, ирокез его выбил, но и сам остался без «железа».
В очередной раз оказавшись под смрадной тушкой, командор ударил индейца по ушам ладонями.
Тот малость «поплыл», и Сухов сбросил с себя «настоящую гадюку». Тут же, с упором на руку, двинул «краснокожего брата» пяткой.
Индеец будто и не заметил весьма чувствительных ударов — упав на спину, он тотчас же вскочил и бросился на Олега.
Движение оказалось столь молниеносно, что Сухов «зевнул» — и крепкие пальцы ирокеза сжали его горло.
Командору удалось согнуть колено, поднатужиться и сбросить приставучего вражину, но тот не унимался.
Катнувшись к оброненному ножу, индеец схватил его и снова накинулся на белого, коего никак не удавалось одолеть.
Наверное, он спешил разделаться с проклятым «белым волком», а торопливость в таких делах не лучший метод.
Иначе говоря, Сухову удалось перехватить его правую руку, наносившую удар, заломать её, куда надо, и нож воткнулся своему хозяину в шею.
Ирокез сильно вздрогнул, раскрывая чёрные глаза так, что
— Пипец это называется, — прошептал Олег.
Индеец снова содрогнулся, и взгляд его, ещё недавно живой, цепкий, остекленел. Всё. Спёкся.
Отпыхиваясь и матерясь — про себя, про себя, — Сухов подобрал свой лук и колчан со стрелами. Нашёлся и нож.
Снова ударили мушкеты.
Из кустов, шагах в двадцати выше по склону, выкатился индеец, раненный в руку.
Распластавшись по травке, он пополз в сторону Олега.
Тот его и приголубил — стрелой. Длинная, она вошла ирокезу под ключицу, вонзаясь в тулово наполовину.
Индеец, как полз, так и ткнулся лицом в траву.
Поколебавшись, оглядевшись внимательно, Сухов не стал освобождать себя от грязной работы — поползав, он снял целый набор скальпов.
Вернувшись и подняв лук, Олег усмехнулся: несколько орлиных перьев (индейцы их называли «ку») за совершённые подвиги он уже заслужил.
Чувствуя, что жажда крови утолена, Сухов отправился дальше. Уже не мстить, а просто уничтожать врага.
У той самой сосны с раздвоившимся стволом он и увидал Хиали, только пленного.
Кариб стоял, привязанный спиной к дереву, и смотрел прямо перед собой. Олега он заметил сразу, но и вида не подал. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
Перед карибом стояли трое ирокезов и совещались о чём-то.
Стояли они в полный рост, защищённые от шальной пули небольшим холмиком. Все трое были вооружены и, надо полагать, готовы были применить своё оружие.
Поэтому изображать смелого, но глупого героя Сухов не стал.
Скрывшись в траве, он пустился в обход, пластаясь по траве, да так медленно, что злаки просто не могли шелестеть.
Ирокезы, будто сговорившись о чём-то, торжественно уселись и запели песню.
Уж о чём они там голосили, Олегу неведомо было, но индейский вокал очень его порадовал — под шумок он пополз быстрее и вскоре оказался по ту сторону вильчатой сосны.
— Хиали, не шевелись, — шепнул он, разрезая кожаные ремешки, которыми были стянуты запястья кариба.
Тот, почувствовав свободу рук, лишь разжал пару раз занемевшие пальцы. Вложив в правую руку Хиали свой нож, Олег замер, ибо кариб запел сам.
— Эти трое ублюдков, — старательно выводил он на плохоньком французском, — сходиться во мнении! Они отводить меня к себе в деревню и привязать к столбу пыток! Их привёл сюда великий воин Аххисе-нейдей, чтобы снимать твой скальп. Вот, первый из них вставать и идти ко мне. В его руках нож и томагавк, он кивать мне с одобрением… Я его убивать!
Сухов живо, прячась за толстым стволом, зарядил лук.