Командор
Шрифт:
— Испанцы же! — фыркнул Ксавье Горбун. Что, дескать, с них возьмёшь, с убогих?
— Франсуа! И ты, барон, — бдите на флангах. Шанго и Хиали, идёте замыкающими.
— Мы замыкать…
Цепочка корсаров уходила всё дальше в лес.
Шум прибоя постепенно отдалился, сменяясь шорохом листвы и писком лесной живности.
Весь день, до самого вечера команда «Феникса» брела долиной меж высоких холмов. Выйдя к реке, они двинулись по её берегу, уходя в горы Сибао.
Вечером остановились под защитой скал, построили шалаши, укрыв их, на всякий случай, парусиной, разожгли костры.
Шекер-ага
— Много есть — вредно, — значительно сказал Быков. — Правда, Понч?
— Кто бы говорил… — проворчал Шурик. — Вон какое брюшко отрастил!
Жерар Туссен держался недолго, хихикнул.
— Какое брюшко?! — оскорбился Яр. — Где ты его увидел?
— Ты не втягивай так живот, — фыркнул Пончик, — не поможет!
— Да это фигура у меня такая, перегибистая!
Корсары, сидевшие неподалёку, захохотали.
Что бы там ни происходило, на море и на суше, а уныния в команде не чувствовалось, настроение было бодрым.
Ещё бы! Вона как они испанцам врезали!
Народу положили — тьму, а у самих ни одних похорон. Уметь надо. А корабль… Ну что корабль?
С таким командором, как у них, они ещё десять кораблей отыщут, получше «Феникса»!
— Олег, — негромко сказал Акимов, — а на что ты надеешься? Нет, пока всё нормально и будет, конечно же, всё как надо, я уверен. Просто интересно…
Сухов кивнул.
— Надеяться надо на самих себя, — проговорил он назидательно. — И на буканьеров. Их тут много шастает. Наверняка уже нас приметили и соображают, к добру ли мы тут или к худу.
— Я видеть следы, — вставил Хиали. — Люди в мокасинах, ходить стороной.
— Ну вот… Это самое… Постараемся убедить этих людей в мокасинах, что мы не только белые, но ещё и пушистые…
— Буканиры? — не понял Быков. — Типа пираты?
— Типа заготовщики мясопродуктов. Пьер! Помнится, ты говорил как-то, что знался с буканьерами.
Пьер Длинный важно кивнул.
— Расскажи этим незнайкам.
Пьер солидно откашлялся и повёл свой незамысловатый рассказ.
— Буканьеры, — начал он, — они из беглых рабов, только белые. Или, скажем, из морячков, кого на берег выбросило после шторма. Охотники они. Испанцы-то уже лет сто сюда коров завозят да свиней, а скотина то разбежится, то индейцы тайно, бывало, нагрянут, скотоводов уделают. А коровы, они хоть и терпеливые, только не до смерти. Как проголодаются, как выедят всю траву в загоне, так и вырвутся на волю. А травы тут — хоть сам её ешь! И волков нет. Вот бурёнки и плодятся. И кони тоже, и свиньи — стадами огромными бегают по Эспаньоле!
— А почему тогда — буканьеры?
— А они так мясо готовят — на буканах. Это такие решётки из сырого дерева, вот они на них и коптят свинину да говядину. Или это потому они так окрещены, что селения свои тоже буканами прозывают? Сами себя они мателотами зовут, то бишь матросами. Семей у них нет, живут впятером-вшестером, а когда один из них помирает, всё его имущество достаётся товарищам… Хотя какое у них имущество? Даже стула со столом не держат, рубаху носят, от бычьей крови заскорузлую, да такие же панталоны, ну и башмаки из свиной кожи. А в шкурах они соль добывают — выпаривают на солнце морскую воду.
— Господин командор! — раздался голос дозорного. — Тут человек из леса, главного ищет!
— Давай его сюда! — отозвался Сухов.
Из теней и отсветов костров нарисовалась нескладная фигура.
— Привет вам, добрые люди!
Голос, раздавшийся из полутьмы, был полон не только смирения, но и некоего мелкого торжества, довольства собой.
— И тебе привет, добрый человек, — откликнулся Олег. — Проходи к огню, а то как дух ночной.
Во мраке послышалось хихиканье, и на свет костра вышел невысокий человек в кожаных штанах и рубахе.
За плечом у него висело длинное ружьё, в руке гость держал тесак, за поясом торчали два пистолета и здоровенный нож.
Следом вышло ещё одно «оружие» — огромный чёрный пёс, настоящая собака Баскервилей.
Втянув носом воздух, она глянула на хозяина и улеглась, положив голову на лапы.
— Меня зовут Катакоа, — представился буканьер, приседая на камень. — Это индейское имя. Моя мать — индианка Анакаона, а отец — миссионер. Сделал своё дело и был таков. А я — вот он. Индейцев тут почти не осталось, испанцы всех истребили. Вашу компанию я ещё на берегу приметил. Смотрю — испанцы кого-то к берегу прижимают, да много их. Ну, думаю, беда! А как сказать… «Сантану»-то вы приложили знатно! Приятно было посмотреть! А корабль ваш прибрали…
— Испанцы домовитые пошли, — фыркнул Быков.
— А не испанцы вовсе на ваш «Феникс» поднялись…
— Не испанцы? А кто тогда?
Катакоа поёжился.
— Колдун! — сказал он. — Злой колдун-оборотень! И с ним люди его. С испанцами он дружен, те его доном Альберто кличут, а он…
— Дон Альберто де Корон?! — воскликнул Пончик.
— Ну да…
— Так вот кто нам эту пакость устроил… — протянул Олег. — Наш старый приятель!
— Козёл безрогий! — сердито выразился Пончик. — Мы этого колдуна чуть не повесили, а вот надо было. Нет, ну какая же всё-таки скотина!
— Не кипишуй, Шурка, — спокойно сказал Быков. — Поймаем мы этого колдуна сраного и кол ему осиновый всадим.
— В анус! — рявкнул Пончик. — И на пару футов внутрь! Угу…
Когда корсары отсмеялись, Катакоа спросил осторожно:
— И вы не боитесь магии этого оборотня?
Сухов усмехнулся:
— Друг мой Катакоа, пускай он нас боится!
— Индейцы называют его Бледным Бендиго, — подала голос Гли-Гли. — Я сказала этому оборотню, что Олег, — девушка указала на Сухова, — нарежет ремней из его дряблой кожи, сплетёт из них верёвку и повесит!