Командующий фронтом
Шрифт:
— Что бы ты сказал, — спросил он у Кодряну, — если бы я сменил студенческую куртку на офицерский мундир?
Кодряну от удивления заморгал глазами.
— Зачем тебе, будущему инженеру-технологу, офицерский мундир?
Сергей зашагал по комнате, потом остановился у окна и задумался.
— Погоны нравятся, — с иронией добавил Кодряну.
Сергей давно продумал все, но не знал, с чего начать, а ирония Кодряну заметно обидела его.
— Золотыми погонами меня не соблазнишь, — ответил он.
— Тогда зачем же тебе идти в офицеры?
— В армии нужны свои люди. Вдруг
— Вполне возможно.
— Допустим, наш человек, одетый в офицерскую форму, ведет роту солдат на усмирение восставших рабочих. Казалось бы, что столкновение неизбежно, на мостовую прольется кровь. Но в пути офицер толково разъясняет солдатам, куда они идут и зачем. «Своих идем убивать, — говорит он им, — разве рабочие не такие же, как мы, люди?» И солдаты, вчерашние крестьяне, прислушиваются к словам своего командира. Вместо того чтобы стрелять, рота присоединяется к восставшим рабочим. А если это не одна рота, а пять, десять?
— Верно, — согласился Кодряну.
— А если так, то почему мне не пойти в офицерскую школу, изучить военное дело и быть на особом счету у партии? Рано или поздно рабочий класс поднимется на вооруженную борьбу.
— Так, так… — поддакивал Кодряну.
— А раз так, то пролетариату нужны грамотные военные люди. Поговори, пожалуйста, в комитете, как там смотрят на такое дело?
— Я думаю, что партия не будет возражать, но спросить надо.
Хороши петербургские вечера весной. Солнце садится в Финском заливе, золотя чешуйчатые гребни волн. Бесшумно скользит рыбачья лодка, и грустная песня доносится до берега. Внезапно вспыхнут на воде огоньки и погаснут.
Над Невой носятся белые чайки. Взметнутся стайкой на берег, покружатся над ростральными колоннами и устремятся за судном, прошедшим по реке к морю.
Сергей и Кодряну шли по набережной, прислушиваясь к песне. И оба вспомнили родную Бессарабию с холмами, окутанными дымкой, родниками, встречающимися на каждом шагу, с живописными, но бедными деревнями. Оба вполголоса запели старинную песню:
Мулпь боер ам оморыт, Кыт ын царэ ам хайдучит… Яр унде ведям сэракул, Еу ым аскундям балтагул, Ши-й дам бань де келтуялэ Ши хайнэ де применялэ [2] .2
Гайдуком гулял я в кодрах,
Убивал бояр я подлых…
А встречался мне бедняк,
Клал я в сторону дубину,
Бедняку давал одежду.
И в дорогу денег тоже.
Навстречу шел невысокий человек в котелке и длинном пальто. Поравнявшись с Кодряну и Лазо, он отвернулся.
Кодряну оглянулся и толкнул Сергея:
— Смотри!
Человек в котелке торопливо шел уже за ними, и не один. Рядом трусили, придерживая шашки, двое городовых.
Звон упавшего
— Давай на другую сторону. Я этого типа еще вчера заприметил. Шпик… Смотри, навел на нас городовых, а сам скрылся.
Они перешли на другую сторону улицы.
— Если тебя задержат, — предупредил Кодряну, — скажи, что познакомился со мною неделю назад в техноложке, фамилию не знаешь… Встретились и гуляли…
Сергей не успел ответить, так как Кодряну мгновенно скрылся в воротах. В ту же минуту резкий свисток заставил его обернуться. К нему бежали двое городовых, оба круглолицые, усатые.
— Подождите, господин, — крикнул один из них.
— В чем дело? — спокойно, с достоинством спросил Сергей.
— Придется вас задержать.
— Меня? Да вы с ума сошли.
Он брезгливо обошел городового и быстро направился вперед.
Полицейские свистки заставили Сергея остановиться. Один из городовых схватил его за руку.
— Не торопитесь, барин!
Из ворот дома вышли еще двое городовых. Они беззлобно переругивались.
— Черта с два его словишь. Двор-то проходной.
— Раззява! За полу держал и не мог схватить. Эх ты!..
— Сам хорош…
Сергей понял, что Кодряну-Клещеву удалось ловко скрыться, обманув городовых. Одно только смущало его — не вздумал ли Митя скрыться в его, Сережиной, комнате? И туда могут нагрянуть.
В жандармском управлении было тихо и угрюмо. С высоких потолков свисали белые круглые шары абажуров. Сергея провели через несколько комнат. В обширном кабинете за письменным столом сидел в кресле жандармский ротмистр.
— Садитесь! — предложил он и прикрепил к переносице пенсне с толстыми стеклами. Потом он достал лист бумаги, снял с пузатой чернильницы колпачок и, обмакнув перо, приготовился писать.
— Познакомимся! Как ваша фамилия?
— Лазо, Сергей Георгиевич.
— Возраст?
— Девятнадцать лет.
— Точнее, когда родились?
— 23 февраля 1894 года.
— Уроженец…
— Села Пятры Оргеевского уезда Бессарабской губернии.
— Национальность?
— Молдаванин.
— Имущественное положение?
— Отец был помещиком.
— Ну, а вы?
— Я студент.
— Когда начали заниматься революционной работой?
— Не занимаюсь.
— Ну вот что, господин студент, — сказал ротмистр, отложив ручку и откинувшись на спинку кресла, — давайте говорить по-серьезному.
Он посмотрел на часы и добавил:
— Впрочем, я могу вам дать немного времени на размышление. Посидите тут один.
Он поспешно встал и вышел из кабинета.
«Не запугает меня, — подумал Сергей, оставшись один, — никаких доказательств у него нет, а я ни в чем не виноват».
В гостиной у Татьяны Сергеевны сидел господин средних лет и как бы дружелюбно расспрашивал:
— Так вы говорите, что мой племянничек иногда выпивает?
— Упаси боже, заволновалась старушка, — я говорю, что никогда не пьет.