Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь
Шрифт:
Дружил Володя Булгаков со Славой Филатовым и Борей Казаковым – первый был заводилой во всех уличных делах, а второго медом не корми, дай только посидеть на берегу Донца с удочкой.
– В принципе, Борис и приучил меня к рыбалке, – вздыхает Владимир Васильевич. – У скельника [18] глубина была метров пять, не меньше, потому что леску на удочке мы отпускали на всю длину, – там стоял лещ. А раки прятались в норках, там мы их и отлавливали…
Зимой, когда Донец замерзал, Володя вместе с друзьями гонял по льду шайбу или мчался на лыжах с крутого берега вниз – «дух захватывает, сердце замирает». Но лучше всего, конечно, было летом. Звенящая степь.
18
Скельник – скалистый берег.
С раннего детства Володя приучался к труду.
– Отец сутками работал в забое, – говорит Владимир Васильевич, – и я, сколько себя помню, всегда помогал матери: копать огород – с матерью, сажать картошку – с матерью, поливать огурцы и помидоры – с матерью, заготавливать продукты на зиму – с матерью…
В семье Булгаковых было так заведено, что старший сын («мужичок», как его уважительно величал отец) отвечал за чистоту во дворе и порядок в огороде.
– Иногда, правда, подключалась сестра Валя, но она часто болела и подолгу лечилась в больнице или санатории, – вспоминает Владимир Васильевич. – Ну а Сергей, младший брат, – это такой, которого все любят и не дают работать: ходил, смотрел, иногда докладывал матери, чем мы там занимаемся в огороде…
Поручая «мужичку» несложные задания по дому или хозяйству, контролируя их исполнение, родители воспитывали у него трудолюбие и ответственность, которые так пригодились в дальнейшей жизни.
Поначалу Булгаковы снимали жилье в доме у самой кромки леса. Шум деревьев, крики неведомых птиц будоражили воображение Володи, манили его в лесную чащу, где он порой натыкался на какой-нибудь искореженный ствол автомата или покрытую ржавчиной гранату и, радостно крича, бежал с «трофеем» домой. За что, естественно, получал от отца нагоняй. Василий Николаевич держал детей в строгости, особенно не любил, когда его обманывали.
– Мог сказать пару ласковых, – с улыбкой замечает Владимир Васильевич, – но ты запоминал их надолго.
Не обходилось и без порки. Бывало, «мужичок» напроказничает или не выполнит работу по хозяйству, отец берет хворостину краснотала (длинную такую и гибкую, из нее казаки еще плетни делали) и «учит» сына уму-разуму.
Но главной в семье Булгаковых была все-таки Анна Пантелеевна. Она и внешне, и характером напоминала актрису Нонну Мордюкову
– Что бы мать ни говорила, – подчеркивает Владимир Васильевич, – отец всегда с ней соглашался. Мать любила власть, но отцу никогда не перечила, всегда подчеркивала, что он главный в семье: мол, все, что в доме есть, – от отца, он работает в забое, приносит в дом деньги, за счет которых семья и существует…
Через год Булгаковы переехали на другую улицу. Василий Николаевич закупил строительный материал и своими руками построил небольшой домик, а вернее, землянку с покатой крышей, застеленной рубероидом. В этой избушке с небольшой печкой, грубым полом и низким потолком и прошло раннее детство Володи. Зимой стены землянки промерзали, и дети часто болели. Но вскоре руководство шахты выделило семье фронтовика двухкомнатную квартиру в капитальном доме.
– А когда наши соседи дядя Толя и тетя Рая Модные уехали в город, то нам отдали и их две комнаты, – замечает Владимир Васильевич. – Отец работал много, числился на шахте в передовиках. И потом, семья у нас была не маленькая, все-таки трое детей…
Улица, где существовал свой мальчишеский кодекс, приучила Володю Булгакова проявлять смелость и держать удар. Уже тогда он мог принять самостоятельное решение, чем порой сильно огорчал родителей. Однажды, не поставив их в известность, на несколько дней уплыл с соседскими
Почему юного Володю Булгакова тянуло на Кавказ?
– До сих пор не могу понять! – недоумевает Владимир Васильевич. – С детства мечтал увидеть Кавказские горы…
А еще поселковая детвора любила военные игры. На берегу Донца мальчишки сооружали «немецкие укрепления» и брали их приступом. У них хватало примеров для подражания.
– В поселке было немало фронтовиков, которые часто собирались вместе, – поясняет Владимир Васильевич. – Сидят, покуривают, вспоминают минувшие бои. Ну а где собирались они, там, естественно, крутились и мы. Слушали с замиранием сердца их рассказы о войне…
Многие фронтовики, по словам Булгакова, воевали еще на Первой мировой, и на груди у них рядом с советскими орденами и медалями красовались Георгиевские кресты. Блеск боевых наград щекотал мальчишеское воображение, а рассказы ветеранов о фронтовых буднях воспламеняли воинственный дух, звавший детвору на поселковое «поле брани». Конечно, не все из того, о чем рассказывали их отцы, мальчишки понимали.
– Мне отец про войну вообще ничего не рассказывал, – помолчав, продолжает мой собеседник. – А когда фронтовики собирались на свои посиделки, вот тогда они давали волю словам. Разбирали бои подробно, по эпизодам. В те годы я еще не знал, что такое Миус-фронт – в разговорах звучали в основном такие выражения, как «война», «фронт», «наступление», «атака». Отец, например, рассказывал, что во время атаки укреплений противника немцы подпускали морских пехотинцев поближе и расстреливали их в упор. Наши бойцы откатывались назад и снова шли в атаку, теряя на поле боя однополчан. Вот это я помню. Тогда, правда, я еще не понимал, почему такое происходило. В фильмах мы видели иное: стоило матросам в бескозырках только подняться в атаку, как немцы сразу разбегались. Вот мы, по-мальчишески, и думали, что наши отцы просто не умели воевать. Это нас задевало…
И ребятишки сломя голову бежали на берег Донца, чтобы в пух и прах разбить «немцев».
Летом 1961 года Булгаковы переехали в Тихорецк, так как у Василия Николаевича усилились головные боли, вызванные старой раной, и врачи настоятельно рекомендовали ему сменить климат на более мягкий. К тому времени родители отца перебрались из Фастовецкой в город, у них семья Василия Булгакова и обосновалась на первое время.
Осенью дети пошли в школу: Володя в шестой класс, Валя в четвертый, Сережа в первый. Глава семьи устроился формовщиком в литейный цех завода «Красный молот». Примерно через год профком предприятия выделил фронтовику участок земли под индивидуальное строительство, который находился на улице Суворова.
За лето Василий Николаевич не без помощи соседей выстроил просторный дом, обшив его доской.
– В те годы дома строили из саманных блоков, – вспоминает Владимир Васильевич. – Сначала возле двора сооружался бурт из глины, на которую рассыпали солому, после чего бурт заливали водой и начинали делать замес. Три лошади ходят по кругу, меся жижу, а мы, мальчишки, сидим верхом. Как только раствор готов, взрослые дружно заливают его в деревянные формы без дна, а женщины в это время готовят закуску на стол. Закончили работу – сели обедать. Выпили, закусили и песни попели. Через неделю-другую, когда саманные блоки застыли и превратились в строительный материал, хозяева, опять же с помощью соседей, выкладывали из них коробку дома, капитально обмазывали ее глиной – и жилье готово. Так тогда строили все дома. И соседи были роднее родных братьев, потому что, если что, первыми приходили на помощь…