Комар
Шрифт:
— Жених и невеста, тили-тили теста! — Толстый, поднявшись на гору, завёл своим низким, звонким голоском, песню на пол леса. Милка смутившись, ни слова не говоря, села на сани и спустилась вниз.
— Дурак ты, Толстый! — дал ему затрещину Белый. — Давай, спускайся уже! — толкнул он его.
— А я что… — растерялся Толстый. — Я ничего… — и поспешил съехать с горы от греха подальше.
— Хорошая попытка… — посмотрел почти на голову выше меня, плечистый пацан. — Молодец. Но она тебе не по зубам, Комар. — улыбнулся мне Белый.
— А тебе, — спросил я у него, —
«Или может, по этим самым зубам, заехать, что бы не выпендривался…» — прорычал я про себя.
— И мне тоже, не по зубам… — вздохнул Белый, — есть у неё уже жених… — и сев на сани, вслед за Длинным, тут же съехал с крутой горы, крича на всю округу. — Ого-го! Разойдись!
Я смотрел как Белый, сбив с ног Длинного, тут же бросился ещё и на Толстого, вываляв того в снегу до состояния снежного кома. Как вдруг, в рядом стоящую сосну со свистом воткнулась чёрная стрела. Я сразу присел. Но больше ничего не происходило. Я осмотрел прилетевший подарок. К стреле была привязана записка. Развернув, я ошарашенно перечитал её вслух.
— Комар, это Лоскут. Иди за этой стрелой вглубь леса. Есть срочный разговор. — послание из прошлого о котором я практически позабыл в своей теперешней, невероятно счастливой жизни… Не теряя ни секунды, я ещё раз взглянул как дурачатся внизу мои друзья, тяжело вздохнул что не могу к ним присоединится, и вынув свой медвежий коготь, побрёл туда, откуда прилетела эта чёрная посланница.
***
— Комар… — прокричал кто-то из снежных зарослей. Я пошёл на звук, не забывая оглядываться по сторонам.
«Если бы хотели меня убить, то уже давно бы убили. — крутилось у меня в голове. — А так, зачем-то хотят поговорить… А зачем? Я ведь совершенно не хочу с ними разговаривать… Меня здесь и так, всё устраивает!»
— Комар… — уже тихий шёпот, меня снова направил в нужном направлении.
Из-за кустов вышел высокий парнишка, с небольшими, но уже хорошо читающимися усиками, в полном боевом одеянии и меховой шапке. Он подошёл поближе, стал на одно колено и очень сильно меня обнял. А затем взял за руки и как следует осмотрел. — Как ты вырос! Уже не худющий, измученный карапуз! — нахваливал он меня. — Богатур!
— Да ты тоже, не вниз пошёл… — улыбнулся я воину. — И усы уже есть!
— Это, да! — привстал он, гордо поправляя редкую растительность под носом. — Ах, да! Я теперь ещё и десятник! Представляешь Комар! Я, — и десятник разведчиков! — ещё выше задрал нос Лоскут.
— Поздравляю… — улыбнулся я юноше. — И что же здесь делает десятник разведчиков? — не понял я. Хотя с другой стороны, что тут не понятного… За городишком нашим видимо приглядывают.
— Мы за городом приглядываем! — гордо ответил он. — Но это, не самое главное задание. Ты не поверишь!
— Ну, удиви меня, арабан. Сделай милость. — ещё больше расплылся я в улыбке, стараясь не пропустить ничего мимо ушей.
— Наше главное задание, это следить за тобой… — прошептал Лоскут. — Что бы ты никуда отсюда не ушёл. Только я тебе об этом ничего не говорил, и ничего тебе не передавал, лады? А то Мерзы узнает, семь шкур с меня спустит!
— Мерзы? —
— Тот, Комар! Он теперь сотник у своего отца, вот такая вот, смородина!
— Малина… — поправил я его, взобравшись на поваленное дерево.
— Пускай будет, малина… — согласился Лоскут. — Он оказывается выжил, и всем теперь рассказывает, что это ты Шрама убить пытался, и его заодно. А затем сбежал…
— Так Шрам, жив? — не понял я.
— Вроде того… — вздохнул Лоскут. — Только, странный он какой-то… Ни с кем не разговаривает, за Мерзы словно собачка везде ходит. Да и Мерзы тоже изменился, сам на себя не похож. Вот такие брат, дела… Мы то ему, ясное дело не поверили… Но он с целой сотней отборных вояк к нам заявился. Что ты ему сделаешь…
— А ты что, сам следишь? — не понял я. — А где остальные?
— Готовятся…
— К чему готовятся? — переспросил я.
— Понятно к чему. К штурму. А я вот решил тебя по старой дружбе предупредить. Вот держи. — вынул он из зарослей мешок. — Мы с твоим бывшим десятком подумали, что тебе это пригодится. — передал он мне вывернутый в походном положении лук, и полный колчан моих коротких стрел. — Игды, перед тем как из лагеря уехать, мне дал. Мол, если тебя встречу…
— Зачем это? — совсем уж, не понял я.
— Я бы конечно тебе сказал, что бы ты валил от сюда пока не поздно… Но Комар, я за тобой уже почти неделю наблюдаю. И вижу как ты счастлив среди этих людей. Борись за них, и за себя конечно, тогда возможно Мерзы и отстанет. Ведать не ведаю, зачем оно ему понадобилось. Может перед отцом хочет выслужится. Мы то видим, что люд здесь вовсе не богатый, и будущая добыча, — тоже никакая. Только зря народ положим. А тебе здесь нравится. И ты нам нравился… — чуть не заплакал Лоскут. — Меня, дурака этакого, грамоте обучил. А ведь меня теперь, очень даже ценят! Десятником сделали. И всё потому что я лучше всех, в этих закорючках разбираюсь. Остальные, так ничего и не поняли, вернее, даже не захотели понимать. Как ты исчез, так все и обленились. Кроме меня. Я у Игды, целый месяц учился! Пока Мерзы со своей сотней не объявился. И выучил, как видишь. Потому что запомнил я твой урок, когда ты мне навалял как следует. Вот мне и стало интересно, как это ты, такой мелкий, и сумел это сделать, когда в десять раз больше тебя воины, не могли со мной справится. Неужели это закорючки эти, тебе такую силу дают…
Лоскут всё говорил, говорил, а у меня от этой страшной новости, голова шла кругом.
«Что же мне делать? Как быть! Как спасти свою новую, счастливую жизнь! Как спасти отца, приёмную мать, не успевшую как следует пожить сестру. И конечно же Милку…»
— Так когда, говоришь, будет штурм? — перебил я десятника.
— Не знаю… Мне об этом не сообщили… — развёл руками юноша. — Возможно, уже и сегодня. Не зря же все к нему готовятся… Но мы бы точно это поселение не нашли, если бы один из ваших не навёл. И не обещал ворота открыть. Вот Мерзы и решил, что одной его, внезапно напавшей сотни, вполне хватит…