Комарра. Вселенная Майлза. Роман, повесть, эссе
Шрифт:
Мой муж по большей части относился к моему писательству нейтрально. Он не был против. В меня не то чтобы особо верили, но мне содействовали. Итак, до окончания «В свободном падении» я писала в библиотеке. А потом примерно в тот момент, когда я начала «Братья по оружию», мой младший ребенок пошел в школу. И во время уроков я смогла работать дома. С тех пор я всегда работаю дома. Я сижу либо на крыльце, либо у себя в спальне, или — иногда — в гостиной. Мне было трудно найти то место, где бы я могла остаться одна.
Только в последние два года я смогла работать непосредственно на компьютере — просто потому, что прежде у меня не было для этого места. Я слишком мало оставалась дома одна.
До этого мой компьютер стоял в дальнем углу столовой, смежной с гостиной. Работать мне удавалось только тогда, когда дома никого не было, что было достаточно сложно устроить. Я могла отвечать на письма и делать еще какие-то мелочи, пока дети смотрели телевизор, но я не могла в этот момент набирать на компьютере черновой вариант. Переместив компьютер к себе в спальню, я смогла перейти от блокнотов непосредственно к компьютерному набору именно благодаря тому, что у меня появилось крошечное личное пространство — пусть даже совсем маленькое. А когда я переехала в Миннеаполис, то получила отдельный кабинет! Собственная комната! Совсем как в эссе Виргинии Вульф!
В Мэрион «хвастливая полка» находилась в столовой. Теперь она у меня в кабинете. Это нечто вроде архива. Я обнаружила, что хранение этих материалов не только питает мое «я», но и оказывается полезным. Всегда можно снять книгу с полки и посмотреть, когда именно была первая публикация, уточнить информацию по авторским правам и так далее. Это бывает очень кстати.
У меня выстроены все первые издания: «Истон пресс», «Баэн» в бумажных переплетах, все немецкие, испанские итальянские издания… Так что я уже заполнила две полки и перешла на третью. Там есть много разного, включая выпуски журнала «Аналог», в которых мои вещи публиковались частями.
Когда я получила мою первую премию «Небьюла», какое-то время я держала ее на полочке над кухонной мойкой, а не на каминной доске, потому что так я могла чаще ее видеть. Конечно, на нее при этом попадала вода, что было обидно. Когда я получила первую премию «Хьюго», то она над мойкой не поместилась, так что я перенесла их на камин, установив в красивой симметрии.
В самом начале моей писательской карьеры мне регулярно писал один джентльмен (увы, он уже умер), живший в Ньюарке, Огайо: семидесятишестилетний отставной сержант по имени Джон Конлон. Он прочел мои вещи, и какое-то время мы поддерживали переписку. Он прислал мне фотографию каминной доски Пола Андерсона, нацарапав на обратной стороне «Космопорт Пола Андерсона». Это действительно выглядело похоже! Там стоял целый лес космических кораблей, «Небьюл» и вещей, которые я даже опознать не могла. Они были поставлены вплотную друг к другу. Это дало мне некий объект для честолюбивых стремлений. Да! Я хочу камин, как у Пола Андерсона. В тот момент это казалось мне недостижимым, но теперь, когда я смотрю на свою каминную доску, то думаю: «Ого, я уже близко». Даже страшно становится.
Признание требует некоторого количества времени. Вам надо писать достаточно долго, чтобы вас открыли. Именно так работает процесс присвоения премий. Механизм не рассчитан на мгновенный успех. Время от времени появляется кто-то вроде Уильяма Гибсона. Но обычно для того, чтобы попасть на рынок, требуется больше времени. 1986 год — год моих первых публикаций — был годом Орсона Скотта Карда. Он набирал ускорение в течение всего предыдущего десятилетия — и наконец достиг этой точки. То был год, когда он пожал плоды
Мне понадобился сходный пробег для того, чтобы набрать нужное ускорение. Со временем пришло признание. Мне кажется, что даже в то время я не выбрала бы «Игру форов» в качестве моей любимой книги, заслуживающей премии «Хьюго». Однако плохих «Хьюго» не существует. Я была очень рада, когда на следующий год премию получил «Барраяр». И поклонники фантастики чертовски неплохо понимают что к чему: они не всегда выбирают правильную книгу, но всегда выбирают правильного автора. По-моему, в процессе номинации на «Хьюго» признание получают те, кто этого заслуживает. Со временем все становится на свои места.
Любимая книга со временем меняется. Обычно любишь ту книгу, которую пишешь, или ту, которая только что вышла. При этом чувство перемещается на каждое новое произведение — именно так оно становится достаточно интересным для того, чтобы его захотелось создать. С точки зрения автора этот список постоянно меняется. Моя самая-самая любимая книга — это, наверное, та, которую я еще не написала. «Танец отражений» идет впереди по очень личным причинам, но это может измениться. Так уж обстоят дела: то, над чем вы работали в последнее время, и становится вашим любимым детищем.
Меня приглашали принять участие в написании и «Звездного пути», и «Звездных войн», но я отказалась. Не из-за того, что считала это ниже своего писательского достоинства, а просто потому, что я пишу изнутри наружу и не могу писать снаружи вовнутрь. Я не могу принимать участие в проектах «общей Вселенной», потому что мои сюжеты рождаются по-другому. Вселенная — это последнее, что я создаю, и она создается так, чтобы подходить к сюжету и персонажам. Так что когда начинаешь со Вселенной, то для меня все идет задом наперед. Мне хотелось бы стать наемным писателем, только я этого не умею. Я очень их уважаю. По-моему, очень трудно охватывать умом нечто не свое и усваивать это настолько, чтобы создавать нечто творческое. Мне кажется, что это намного труднее, чем многие думают.
Было время, когда я была бы счастлива написать роман для серии «Звездный путь», но это было давно, и тогда меня никто не приглашал. И теперь, когда приглашают, я это уже переросла. Я предпочитаю заниматься чем-то своим. И занимаюсь. Это похоже на те грустные романтические истории, когда два корабля проходят мимо друг друга в ночи. Я упустила свою возможность стать автором «Звездного пути».
У меня нет типичного рабочего расписания, потому что работа — это редкое счастье, и мне не всегда удается устроить все так, чтобы оно ко мне пришло. Я не пишу ежедневно. И очень об этом жалею. Но возьмем, к примеру, зимний период, когда дети ходят в школу. Они встают утром и уходят, а я встаю и заправляюсь кофе. Если я была на подъеме, то, возможно, накануне вечером сделала набросок. Я обнаружила, что мое творчество идет стадиями. И я научилась делать наброски частью процесса. Я делаю записи в блокноте — карандашом, от руки — какой-то сцены или нескольких сцен, над которыми работаю.
Я набрасываю и набрасываю, слоями. Я начинаю с самого приблизительного наброска: вот последовательность событий следующих трех глав. Тогда вот эти три эпизода должны составить первую главу — или что-то около того. Иногда эпизоды растут или ужимаются, и в конце концов я начинаю переставлять их из главы в главу. Потом мне удается поймать группы эпизодов, которые, похоже, получаются как раз длиной в одну главу. Я сужаю фокус и начинаю прорабатывать ее — эпизод за эпизодом. Моя основная рабочая единица — это всегда эпизод. Когда я действительно сажусь работать за компьютер, то мой набросок состоит из того эпизода, над которым я в этот момент работаю.