Комедия положений

Криминская Зоя Карловна

– Что ты помнишь из восьмидесятого года?
– спросила я мужа.

– Ооо, в восьмидесятом была олимпиада в Москве. Я даже ходил на борьбу смотреть в спорткомплексе ЦСК.

И действительно, была олимпиада, и нас предупреждали не шляться в Москву во время олимпиады, и железнодорожные билеты в Москву продавали только прописанным там, и мы покупали билеты из Батуми по паспорту и без всякой очереди. Нас предупреждали о возможных провокациях, просили не поднимать всякие ручки, конфетные бумажки и прочие мелкие вещи с полу, боялись эпидемий и просто взрывов, и я с детьми просидела в Долгопрудном, а на другой год Ирка организовала у себя встречу одногруппников по случаю десятилетия окончания физтеха, и Пашка Лебедев рассказывал по горячим следам,

как он ходил на стадион болеть, как там все махали флагами, а у наших, у хозяев и флагов не было. Он пошел в общагу в Электростали, там у дверей висел флаг. И комендант поймал Пашку во время попытки стянуть его.

После выразительных объяснений, комендант дал ему флаг, и Павел где-то со своего двадцатого ряда размахивал флагом, а болельщики с первых рядов увидели полощущееся по ветру красное полотнище, затребовали Пашку и флаг вниз, и спустили по рукам обоих, - вот так то.

Бабушка-патриотка купила фаянсового олимпийского Мишку, и теперь он стоит у нас в серванте; когда уезжали из Батуми в 1998 году, я много чего выкинула, но олимпийского Мишку забрала.

Вслед за воспоминанием об Олимпиаде в памяти немедленно всплывает другое событие, трагическое: смерть Владимира Высоцкого. Теперь, после прочитанных мною воспоминаний о нем многих различных людей, я понимаю, в каком напряжении жил этот человек, как неудержимо он растрачивал и губил себя, мне не удивительна его ранняя смерть, но тогда это было большой неожиданностью для нас.

Магнитофона у нас не было, пластинок с Высоцким выходило мало, у нас было всего две, зато Алешка привез из командировки самодельную книжку стихов Высоцкого, ему подарили распечатку на ЭВМ, на перфорированой бумаге в зеленом переплете.

Это было совсем другое знакомство с поэтом, песня песней, но музыка создает настроение, и смысловая часть стихов при слушании частично стирается, а тут сиди, читай, перечитывай.

...Его не будет бить конвой, он добровольно...

Одна такая строчка, и вся история страны перед тобой.

или

...Капитан, никогда ты не будешь майором...

и многие судьбы недоучившихся, не поднявшихся выше капитана.

Меня всегда удивляла изумительная емкость фразы поэтической по сравнению с прозаической, а у Высоцкого это особенно сильно:

...И остались ни с чем егеря...

А в июле мы в выходные дни ездили к Иринке в Троицкое, в то лето, помнится мне, раза два ездили, ходили на пляж, гуляли по лесу.

Сережка и Ольга охомутали Алешку, использовали его, как коняшку, катались вдвоем, визжали, как резанные, он их стряхивал на песок и убегал на четвереньках, и дети пришли в азарт и замучили его совсем.

В конце июля Алешка решил поменять работу. Он зарабатывал много, около 270 рублей, но ему жутко не нравилась нудная конторская работа, которую он выполнял и он ушел, его сманила в институт "Цветметавтоматика" Ирка, которая там работала. "Цветметавтоматика" была рядом, в Дегунино, но проиграл он при переходе сорок рублей в зарплате, деньги по тем временам немалые.

А в перерыве между работами Алексей решил еще погулять, взял детей и отправился в Лысьву.

От той поездки он вспоминает только, что мать встречала их, а автобус ушел переполненный, пришлось идти пешком, Сережка устал, и его везли на коляске, два чемодана и сверху мальчишка. А двухколесную тележку Алешка сделал сам, нашел два колеса на свалке, и ему приятель сварил металлическую раму, на которую была натянута сетка. Ленивый таскать тяжести Алешка даже картошку с рынка возил на этой тележке.

В конце августа я взяла учебный отпуск и стала готовиться к вступительным экзаменам. Английский я уже сдала, и мне на подготовку остальных, специальности и истории партии дали две недели.

Я приготовлю с утра завтрак и обед, уйду в комнату с балконом, там занимаюсь, и мешать мне нельзя, наору. И дети тихо себя вели, предоставленные самим себе, ну да Кате было уже 10 лет.

На улице в Долгопрудном я встретила знакомого физтеха,

Валеру, с которым я была в одной лаборатории в Пущино, он на курс позже учился. Он был с сыном Сашкой, восьми лет. Разговорились, я показала дом, где живу, сообщила номер квартиры, пригласила заходить. Сказала, что у меня двое детей. Сашка навострил уши, и в один прекрасный день раздался звонок - это Сашка пришел к нам в гости, они жили недалеко.

Я его впустила, он познакомился с Катей и Сережей, ушел с ними в комнаты, и они целый день что-то там творили, что-то лопали на кухне, а потом он сам, решительно так ушел.

– Мне пора домой, - и я услышала шебуршание в прихожей.

– А где ваша мама?
– поинтересовался он напоследок.

– А она в другой комнате учится, - ответила Катя.

– Ух, как здорово, у вас как будто взрослых и дома нет, делай, что хочешь.

Сашка заходил еще пару раз, "делай, что хочешь" ему понравилось и они очень дружно, хорошо так играли, меня не допекали совсем, а потом он исчез, возможно, они переехали, Валера жил с семьей на частной квартире.

Перед экзаменом по истории партии я поехала на Белоозерскую на консультацию с бабушкой о международном положении. Бабуля каждый выходной смотрела передачу "за круглым столом" и читала газеты, к чему я себя за всю жизнь не смогла приучить. Один вид газеты навевал на меня невыносимую скуку, а поскольку я считала, что газету надо читать, как книгу, от корки до корки, то просмотрев три строчки передовицы и доклада о трудовых буднях, я заканчивала чтение.

Бабушка должна была рассказать мне в какой стране какой сейчас правитель, какой режим, за кого мы ратуем, за Манолиса Глезоса, или за Анжелу Дэвис. На экзаменах по истории партии иногда задавали вопросы о современности, вне программы, и я со своей полной аполитичностью боялась этих шагов в сторону. Анжела Дэвис в те времена не сходила с нашего телеэкрана, и бабуля, не любившая моей шокирующей лохматости, всегда говорила мне:

– Зоя, подстригись, ты прямо как Анжела Дэвис, - хотя, вроде бы, как помнится, Дэвис была цветной, а я, несмотря на крайнюю заросшесть, белой.

Но история партии это несерьезно, а вот в программе по специальности, по физхимии был очень трудный кусок, раздел электрохимии, я почти неделю старалась разобраться во всех этих двойных электронных слоях, а потом оказалось, что мне дали не ту программу, и электрохимия мне не нужна, а я над ней корпела, ломала могзи. То-то мне было обидно.

Сдавала экзамен по специальности я известным людям на Фотонике: Калие, Герулайтису и Лукьянцу. В свое время Олег Леонидович Калия, тогда старший научный сотрудник в лаборатории Лукьянца, распотрошил меня за мой отчет по фталоцианинам, хотя и топтать особенно было нечего, так, страниц пятнадцать текста, довольно очевидного. Дело было не в моем чахлом отчете, а в том, что фталоцианины были веществами Лукьянца и Калии, а я по недомыслию в отчет их не включила, а Толкачев и не подсказал. Злопыхательный Олег в конце концов понял, с кем имеет дело в моем лице, никакого злого умысла, а просто недопонимание сложных человеческих взаимоотношений. До меня дошли его сожаления о том, что он устроил мне баню. Когда он довольно пылко меня топтал, я сопротивлялась, и как ни странно, заслужила впоследствии некое уважение за стойкость.

Позднее Катюшка и Иринка Калия ходили в одну группу в детском саду и очень любили играть вместе, у них были какие-то интересные сюжетные игры, и когда мы приходили забирать своих дочерей, то не могли оторвать одну от другой.

Но вернемся к экзамену. Первый вопрос был из области термодинамики, и спрашивал меня в основном Герулайтис, физик по образованию, столп "Фотоники", этого физического отделения химического института, занимающегося закрытой тематикой.

Я ошиблась в определении изолированной системы, не сказала об отсутствии массообмена, как само собой разумеющегося, и Герулайтис, поймал меня на этом и, увидев, как я раздосадована, засмеялся. Остальное, всякую там математику, я бойко, без запинки, рассказала