КОМЕТА
Шрифт:
...Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорьева,
Пустпорожней волости,
Из смежных деревень
Заплатова, Дярвина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова.
Неурожайка тож...
Затем неизменно хрипит. Через время бывает, а то и сразу, взлохмаченный, потный, распахнёт дверь и зовёт Глашу с тряпкой. Так и живём. Чем не смех?
– А я и сам, знаете, иногда что-нибудь, как возьму почитать, так и рву непроизвольно исподнее, тем паче, если ветхое. Так даже и не замечу, как через ткань видавшую виды, без треска и усилия, выйду на свет божий. А коли рейтузы европейских мануфактур, то с трудом.
– А я, бывает, гляну в окошко, а там бричка пролетит, кучер гаркнет, кони захрипят, мелькнут оборки дамского платья... И я даже не вижу, кто его хозяйка.
– А я, облюбовал беседку в саду у Панаевых. Я там, на зорьке бесовскую нужду справляю. Выйду, вроде погулять, а сам в беседку. И грезя телесными достоинствами прелестницы Авдотьи Яковлевны, стегаю змея неуёмного. А затем, о скамейку вытрусь и к чаю спешу. А Гоголь Николай Васильич, в той беседке матушке письма пишет. Усядется не глядя, выпачкается весь. На него потом все косятся. А я сме-ю-ю-юсь.
– А я, знаете, как проснусь, так и готов к греху порочному. Как одержимый нарцисс, хожу по светлице, маюсь с колом наперевес. Оттяну его к низу и хлясь по чреву. Оттяну и хрясь... И так, пока на обед не позовут. А бывает и до ужина хожу. Гегеля читаю.
– Отрадно знать, что не тебе одному присущ порок такой мощи неистовой. А я в такие моменты, премногоуважаемый Виссарион Григорьевич, постиг приёмчик, как извлечь из столь казусного положения, определённый заряд бодрости на целый день предстоящий. Если хотите, поделюсь секретом. Хотя, какие у нас с Вами, могут быть секреты. Это будет по действеннее того опыта, который служил Вам отрадой долгие годы. Это настоящее освобождение от моральных пут, навязываемых истинно-свободным людям, изжившим себя, патриархальным воспитанием. Если Вы считали, раньше мой совет «читать Гегеля» действенным для борьбы с алчущим суккубом сладострастия, то этот совет действенен стократ.
– Не томите, голубчик. Нет сил совладать с той тёмной порабощающей волю энергией, что овладевает моим немощным сознанием, подчиняя и тело и разум безудержной страсти. Чтение Гегеля, по совету Вашему благому, долгое время служило спасением от этой одержимости. Но, в последнее время (давеча) я даже читая его труд «Философская пропедевтика» умудрился несколько раз оскорбить собственное благословенное утро своею же мерзкой слабостью.
– Я и не думал Вас томить, Виссарион Григорьевич, дорогой. Просто сразу же говорить о методе своего последнего эксперимента, сочлось мне несколько поспешным. Конечно, и мне с утра дьявол надувает своё орудие. И этот факт меня весьма огорчает, не только по причине физического казуса, но и по причине обозначенной, мною выше. В целом же, рваное по утрам исподнее, легло на мои плечи дополнительной расходной статьёй. Да такой весомой, что Ваш покорный слуга, вынужден был ссудить у Александра Ивановича Герцена, две тысячи рублей. Да-да, не смейтесь. Но выручил случай и, конечно же, моя завсегдашняя философичная вдумчивость и врождённая русская смекалистость. А дело было так;
Неким памятным утром, я как всегда спросонья ходил по комнате одержимый искусом покончить со своим томлением, угодив мятежной плоти. Тяжесть в паху была неистовая. Я так же, как Вы и описали, оттягивал себя к низу, прижимал к ноге и всячески старался сломить нечистое буйство. Как всегда, цитировал любимые места из Гегелевской «Феноменологии духа»... Помните, там у него есть, совершенно действенные в таких случаях строки;
«...В этом внутреннем истинном как абсолютно-всеобщем, которое очищено от противоположности всеобщего и единичного и которое возникло для рассудка, теперь только раскрывается за пределами чувственного мира как мира являющегося мир сверхчувственный как мир истинный, за пределами исчезающего посюстороннего – сохраняющееся потустороннее, некоторое в себе, которое есть первое и поэтому само несовершенное явление разума или лишь чистая стихия, в которой истина имеет свою сущность...»
Как-то так... Обычно, это здорово выручало, а тут - никак. На моё счастье, на глаза попалась милая хозяйская
Что вытворяло после этого, это милое наивное существо в воздухе, невозможно и не стоит передавать словами. Её дикий испуг отрезвил моё сознание отдав во власть неконтролируемого, безудержного хохота. И будучи уже на пороге явлений очерченных дьявольским замыслом, я имею в виду то состояние, когда покидает здравомыслие, и ты – эстет манерный, философ и либерал, готов предаваться рукоблудию, как акту физиологической необходимости. Такому же, как чихание, сморкание и прочие безобидные вещи, снижая уровень отношения к этому губительному греху, до уровня обыденного сплёвывания, например, провидение даёт, такой изумительно-действенный и такой гениальный по простоте, выход из этой угнетающей ситуации. Вот так с. Теперь спасаюсь только так. И целый день, весел, после этой маленькой победы над сатаной и огромной победы над собою. Здоров,бодр. Стал жизнерадостен и жив, самое главное - не робею в кругу дамского племени и всеми ими непременно любим.
– Ну, достопочтенный Михаил Александрович... Нет слов... Примите мои искреннейшие проявления неописуемого восторга! А благодарность Вам, как неизменному и мудрейшему наставнику в труде над совершенствованием духовной стороны себя, границ не ведает совершенно. Кошка, говорите? Хохот? Презабавно...Что же, кошка это лучше чем Гегель. Испробую Ваш бесценный опыт. Принепременнейшим образом! Вот только жаль кошки у меня нет.
– Не беда! Любезный Виссарион Григорьевич, у "Каменных Мостов", есть блошиный рынок, там за целковый можно купить чудного котёнка! К тому же, недалеко от мостов, есть замечательная ресторация, где подают превосходное «домашнее пиво», которое я Вас, покорно прошу отведать за мой счёт. А знаете, как я люблю отрыгивать пиво «в нос»?
– Нет, не знаю. А как?
– Вот там, об этом интереснейшем физиологическом феномене и поговорим.
– Весьма заинтригован. Спасибо за приглашение. А котёнок выживет?
– Вот уж, тонкой Вы, душевной конституции, человек. За что и люблю Вас.
– А я, как Вас люблю, Михаил Александрович! И вовсе слов нет...
ТЕЛЕУТОМИРМЕКС
***
Teleutomyrmex — род мелких паразитических муравьёв из подсемейства Myrmicinae, утративших свою рабочую касту.
***
Гулко и противно тарахтела по камням Ай-Петринского плато скрипучая татарская арба, давя окованными колёсами прелестные крымские эдельвейсы. Ишачки, погоняемые сморщенным бабаем, топали понуро, вдыхая влажными ноздрями прохладный разреженный воздух высокогорья. Спиной к старику на полосатых чувалах, набитых благоуханным сеном, сидели в обнимочку, маленький худой болезненного вида мужчина и дородная, пышущая здоровьем, крупнотелая баба.
Это были граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа и знаменитая парижская танцовщица и клоунесса - Ша-У-Као. Граф обнимал сильное тело своей спутницы с большим трудом, и при этом глядел на неё снизу вверх, мокрыми от слёз и воспалёнными от болезни глазами, жалобно и несколько по-детски. И синий его подбородочек при этом подрагивал. А она утирала ему непрерывно вытекающие из носа сопли шёлковым платочком, каждый раз освобождая для этой процедуры краешек почище и посуше, чмокала в горячий его лобик и делала «баран-бум». Болезный граф от этого приходил в восторг и, щипая мимоходом клоунессу за грудь, шуршал тихим проказливым смешком.
"Ну, скоро мы приедем, пупсик?" – Басила Ша-У-Као, кокетливо надувая губки.
"Что-то мне подсказывает, что да..." – Уже в сотый раз отвечал терпеливый граф и его рука, как бы ненароком, начинала поглаживать толстый зад спутницы.
В этот раз его слабая ладошка нечаянно стала забираться ей под юбки. Старик – татарин, что-то буркнул. Ослики послушно стали. И теряя равновесие от неожиданности, подхватив, словно младенца, путающегося в её юбках графа, клоунесса с визгом завалилась на спину.