Комиссар Его Величества
Шрифт:
– Вилли, вы можете чем-нибудь помочь царю?
По моему тону он понял, что этот вопрос для меня очень важен. Мирбах замолчал и осторожно огляделся по сторонам. Потом сказал:
– Он в полной безопасности.
– Вы уверены?
– У меня есть сведения, что с императорской семьей обращаются вполне прилично.
– От кого эти сведения?
– От Свердлова, – нахмурился Мирбах. – И от Ленина. Романовы содержатся в Екатеринбурге под стражей, но это мера временная.
– И вы верите, что их освободят?
Мирбах положил мне руку на плечо.
– Полегче, Гарри. В конце концов,
– А чье, ваше?
– Царица – немка, а ее дочери – германские принцессы. Так что это дело действительно наше. И пожалуйста, поверьте – оно находится в хороших руках.
– А что вы скажете, если я сообщу вам один факт? – не унимался я. – Большинство членов Уральского губернского Совета выступают за расстрел царской фамилии. Вы действительно считаете, что контролируете ситуацию?
Мирбах посмотрел на меня в упор.
– Нет, в этом случае мое мнение изменится. Но я хотел бы знать, откуда у вас такая информация.
– Я недавно из Екатеринбурга, Вилли. Я видел их тюрьму и встречался с их тюремщиками.
Мирбах рассмеялся:
– Вы шутите! Надо меньше пить, Гарри. Как такое возможно?
– Вы мне не верите?! – изумился я.
– Давайте-ка лучше еще выпьем.
Тогда я вынул из кармана мандат и сунул его немецкому послу под нос:
– Прочтите!
Судя по времени, которое понадобилось Мирбаху для изучения этого документа, он прочел его раза три, а то и четыре.
– Так вы и есть Яковлев?
– К вашим услугам.
Он глядел на меня, разинув рот.
– Это невероятно! Расскажите мне, как это случилось.
И я рассказал ему все. И про Тобольск, и про Екатеринбург, и про последующие события. Я внимательно наблюдал за выражением его лица и должен сказать: как Мирбах ни пытался сохранить на лице невозмутимую маску профессионального дипломата, я видел, что он глубоко потрясен. Мой рассказ изобиловал деталями. Мирбах хотел знать, как вели себя представители Омска, не пропустившие мой поезд, каково настроение властей и населения в Екатеринбурге. Я подробно ответил на все вопросы, а затем, в свою очередь, тоже спросил:
– Ведь это вы добиваетесь того, чтобы царскую семью переправили в Москву?
Вилли подмигнул и вздохнул.
– Гарри, ответственность действительно лежит на мне. Как бы я сам вам ни доверял, но многого сказать не могу, поскольку вы выполняете свой долг, а я выполняю свой.
– Мой долг заключается в том, чтобы спасти Романовых, – ответил я. – Даю вам слово, что сохраню полученные от вас сведения в тайне.
– Ну что ж, вашему слову я верю. Романовых должны привезти в Москву. Я договаривался со Свердловым и Троцким, что это произойдет в начале мая. Троцкий хотел, чтобы над царем устроили открытый судебный процесс, где сам Троцкий выступит в качестве обвинителя. За процессом должна следить вся страна. Однако женщины и мальчик отправятся в Германию – это решено. У нас в Екатеринбурге стоит специальный поезд, дожидаясь августейших пассажиров.
– Вилли, вас водят за нос!
Он кивнул и стиснул зубы.
– Вы мне сказали всю правду?
– Да.
– Завтра начинается Пятый съезд Советов в Большом театре, – мрачно заявил Мирбах. – Там я наверняка встречусь и с Троцким и с Лениным.
И мы оставили эту тему. В тот вечер я не сомневался, что через пару дней царь и его семья будут на свободе. Угрозы Мирбаха должны были заставить Троцкого выпустить Романовых из Екатеринбурга – ведь германская армия стояла у ворот Москвы.
Но все произошло иначе. Пятый съезд Советов вылился в открытое столкновение, поскольку левоэсеровская оппозиция попыталась захватить власть. Ленину с огромным трудом удалось в тот день утихомирить страсти – иначе произошла бы стычка. Я знал, что Мирбах присутствовал на заседании – и большевики и левые эсеры устроили ему обструкцию, и послу пришлось покинуть зал под охраной солдат.
На следующий день, ближе к вечеру, меня арестовали на улице чекисты и я был доставлен в один из кремлевских казематов. Вскоре в камеру вошли трое субъектов весьма устрашающего вида и стали требовать, чтобы я рассказал о своих связях с графом фон Мирбахом. Я ответил, что мы старые друзья, но они не поверили и задали мне хорошую трепку. Однако, когда я вместе с выбитым зубом выплюнул имя Свердлова, их отношение изменилось. Чекисты обыскали меня, обнаружили бумаги с подписью председателя ВЦИК и стали вдруг необычайно вежливы.
– Приносим извинения, – сказал старший из них. – Но мы расследуем убийство, поэтому приходится быть неразборчивыми в средствах.
– Убийство? Кого же убили?
– Графа фон Мирбаха.
Когда наутро я зашел к Надежде, она препроводила меня в кабинет Свердлова. Председатель был не один: у окна, спиной ко мне, стоял какой-то мужчина, чья фигура показалась мне знакомой. Однако у меня не было времени его разглядывать, поскольку Свердлов не стал терять ни секунды, а сразу приступил к делу:
– Он рассказал вам?
– Кого вы имеете в виду?
– Мирбаха. Он сказал, что мы согласились освободить Романовых?
– Да, – кивнул я, думая: если я единственный, кому это известно, моя жизнь и гроша ломаного не стоит.
Свердлов спросил:
– Готовы ли вы снова отправиться в путь?
– Зачем? И куда?
– Чтобы привезти Романовых из Екатеринбурга.
– Я?
– А кто же еще? Ведь у Николая ваш документ, не так ли? Встретитесь с царем и его семьей, доставите их к немецкому поезду, который стоит на запасном пути в Екатеринбурге. А по дороге в Москву получите от Николая вашу бумагу. Ясно?
– Ясно.
Свердлов кивнул:
– А сопровождать вас будет вот этот товарищ.
Стоявший у окна обернулся, и я чуть не ахнул. В последний раз я видел этого человека в Екатеринбургской тюрьме, в тот самый день, когда царя доставили в дом Ипатьева. Тогда этот человек смотрел на меня со злобой и выражал сожаление по поводу того, что не может меня повесить!
– Полагаю, вы уже знакомы с товарищем Голощекиным? – спросил Свердлов.
Мы не стали обмениваться рукопожатием – Голощекин не проявил инициативы, я тоже. Обменялись холодными кивками. Я подумал, что подобный спутник вряд ли кого-нибудь обрадует, однако деваться было некуда.