Комиссар госбезопасности
Шрифт:
Прошагав пару верст по травянистому берегу с раскидистыми вербами у кромки, наткнулся на сивого деда в брыле [10] , сидящего с удочкой у воды.
– День добрый, дедушка, – остановился рядом.
– И тебе не хворать, – обернулся к нему старик. – Ты откуда взялся?
– Отстал от своих и заблудился. В какой стороне Никополь?
– Вон в той, – махнул дед рукой на восток. – Ниже по речке будет гребля, перейдешь, впереди увидишь шлях. Токмо до города далековато,
10
Брыль – соломенная шляпа на Украине.
– Спасибо, – поддернул штаны Пашка и замелькал пятками дальше. Гребля оказалась каменной запрудой, под которой шумела вода. Малец перешёл на другую сторону, откуда открылся вид на зелёный простор и на рыжий шлях, над которым в небе парил ястреб.
Через час Пашка выбрался на шлях. Кругом стояла тишина. Он двинулся по пыли на запад. Когда солнце поднялось к зениту и над степью задрожало марево, свернул к высившемуся справа кургану, поднялся наверх. Оттуда взгляду открылся туманный горизонт, на шляху далеко впереди темнели точки.
Спустившись, Пашка пошагал по обочине в сторону замеченых точек на шляху, раскалившаяся на солнце мучнистая пыль жгла босые ноги. Когда подошел ближе, увидел на шляху и в степи вокруг брошенные повозки, опрокинутые тачанки и раздутые трупы коней и людей, многие из которых были раздеты. Это было то самое место, где они попали в засаду.
Мальчишка ускорил шаги, стремясь побыстрее уйти от страшного места. Под колесами разбитой двуколки увидел валявшийся вещмешок. На ходу подобрал его и почти побежал – подальше от всего увиденного, от липкого запаха смерти.
Заход солнца он встретил в степной балке с тихо побулькивающим родником, у малиново светящихся углей костра. На углях, тихо потрескивая и шипя, пеклись кукурузные початки. В мешке нашлись три черных сухаря, пачка махорки и коробок спичек.
Вскоре от костра вкусно запахло, Пашка выкатил прутом на траву зарумянившиеся початки, дуя на них, с аппетитом сгрыз. Сухари трогать не стал. «Брюхо добра не помнит, завтра опять спросит», – вспомнил где-то услышанную пословицу. После еды разморило, мальчишка улегся на прошлогодние листья под дубом и, свернувшись калачиком, уснул.
К вечеру следующего дня Пашка входил в город.
На окраине его остановил конный разъезд, один из бойцов которого признал мальчишку и направил в штаб, где собирали остатки разбитого полка. Первыми из знакомых, кого малец встретил на площади, был матрос. Последний вместе с несколькими дымившими махоркой бойцами сидел на лавке у колодца. Теперь он был в гимнастерке с расстегнутым воротом, сквозь который синела тельняшка, ремень оттягивала кобура с наганом.
– Твою мать, Пашка – ты?! – удивлённо выпучив глаза, вскочил и облапил мальчишку.
– Я, дядя Иван, я, – засмущался тот. – Вот, вернулся обратно.
– Это тот пацан,
– Хочу, – сглотнул тот голодную слюну, и они направились к дымившей в стороне полевой кухне…
За неделю остатки части переформировали и влили во 2-й ударный полк 5-й Заднепровской дивизии. Новый знакомец Судоплатова Иван Бубнов оказался шифровальщиком и был определен в штаб. Он взял Пашку к себе в помощники.
– Сделаю из тебя классного связиста, – пообещал матрос. – Но для начала следует обмундироваться, а то смотришься как босяк.
Выглядел Пашка действительно «не того»: в ветхой домотканой рубахе, таких же обтрепанных штанах и с давно не стриженными патлами.
Выписав в канцелярии требование, Бубнов сводил подчиненного на вещевой склад, где разбитной интендант выдал мальчишке почти новую гимнастёрку с шароварами и ношеные сапоги по ноге.
– А по росту ничего нема? – критически осмотрел матрос обновки.
– Откуда? – развел руками интендант. – И так выдал что поменьше.
– Ладно, – связал всё в узел Бубнов. – Айда, Пашка, на базар, там подгоним.
Как все южные базары, местный был шумным и многолюдным. Несмотря на то, что в стране шла гражданская война, здесь можно было купить многое, начиная от съестного и всевозможного барахла до самогона-первача и пулемёта. Кругом слышался разноголосый говор на русском, суржике и идише [11] , торговля шла за николаевки, керенки и советские дензнаки, а ещё процветал натуральный обмен.
11
Суржик – смесь русских и украинских слов. Идиш – простонародный еврейский язык.
Потолкавшись в толпе, нашли в ряду лавок портняжную, вошли внутрь, где матрос договорился с хозяином в пейсах о подгонке обмундирования.
– Через час, пан товарищ, будет готово, – сказал портной, обмерив Пашку.
Выйдя наружу, они отправились к находившемуся рядом рундуку, за которым молодая баба в сарафане торговала гречишными блинами. Иван взял по два, сжевали. Со стороны донеслись крики: «Кручу, верчу, запутать хочу!»
– А ну, айда глянем, – смял матрос масляную бумажку.
Протолкались туда. У перевернутого ящика в окружении зевак мордастый малый в лихо заломленном картузе ловко орудовал тремя наперстками, предлагая угадать, под которым шарик. Сбоку лежала мятая пачка ассигнаций.
На их глазах очередной пытавший счастья проиграл поставленную сумму и расстроенный отошел.
– Ставка? – поинтересовался Бубнов у мордастого.
Тот назвал, матрос, вынув из кармана, шмякнул на ящик радужную ассигнацию. Под весёлые крики зевак он трижды сорвал банк, а когда малый предложил сыграть на всё, отказался.