Комиссар «Марата», герой Севастополя

Макеев В. Ф.

Н. М. Кулаков написал в мемуарах: «На всю жизнь запомнилось, как взволнованный оперативный дежурный доложил: с КП береговой обороны сообщают, что батарея № 705 требует открыть огонь по ее позиции…»

Герои погибали, но не отступали. Младший политрук П. М. Силаев гранатами подорвал себя и окруживших его гитлеровцев. Краснофлотец А. К. Чикаленко взорвал вместе с собой штольню и всех находившихся в ней фашистов. Когда кончались патроны, люди отбивались даже камнями…

Противник беспрерывно бомбил и жег Севастополь. Стояла нестерпимая

жара, а к палящему солнцу прибавился жгучий огонь пожаров. Повсюду стелился удушливый дым. Но днем и ночью шли ожесточенные бои, трудились руководители обороны.

Вечером 12 июня на флагманском командном пункте Октябрьский заслушал заместителей и поставил задачи на ближайшие дни. В это время вошел связист. Николай Михайлович понял: раз связист вошел во время выступления командующего — сообщение необычное. И действительно: поступило обращение И. В. Сталина к защитникам Севастополя. Октябрьский прочитал телеграмму вслух:

«Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам…

^{note 83}

Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. И. Сталин».

Кулаков распорядился опубликовать материал во флотской газете, в газете Приморской армии «За Родину» и в городской газете «Маяк коммунизма».

Телеграмму немедленно передали во все дивизии и части. Всюду прошли беседы. Николай Михайлович обращал внимание бойцов и командиров на высокую оценку Верховным Главнокомандующим защитников города и подчеркивал, что отступать некуда — позади море. Только сражаться, отстаивать город и этим помогать всему фронту на юге страны. Бойцы клялись по-севастопольски бить врага, до конца отстаивать каждую позицию.

В самое трудное время воины связывали жизнь и судьбу с партией. За 4 месяца 1942 года в СОР в члены и кандидаты партии вступили 1450 человек. Одно из заседаний партийной комиссии, рассматривавшей вопрос о приеме в партию, восемь раз прерывалось сигналами тревоги — наступал враг. Участники заседания вместе шли отбивать атаку, потом возвращались, продолжали работу. В воспоминаниях Н. М. Кулакова находим цифры возросшего притока заявлений о приеме в партию. В 8-й бригаде морской пехоты 6–7 июня поступило 30 заявлений, 8 июня — 45, а 10 июня — 124. И это в самые напряженные дни.

Как и прежде, активную работу проводил городской комитет обороны, принявший 26 мая постановление «О подготовке населения к вооруженной борьбе в городе». Половину городских дружин обороны перевели на казарменное положение. В резерв зачислили всех способных носить оружие. Принимали в добровольном порядке и женщин. На предприятиях создавались запасы воды, продовольствия, позаботились об аварийной подаче электроэнергии и дублирующей связи.

Так город-воин, напрягая силы, отражал третий штурм

^{note 84}

врага. В ночь на 19 июня Октябрьский и Кулаков донесли

в Ставку, наркому ВМФ и командующему Северо-Кавказским фронтом: «Героический Севастопольский гарнизон продолжает истреблять врага, рвущегося в город… Враг понес потери самое малое в три-четыре раза больше нашего. Несмотря на эти огромные потери, враг, имея абсолютный перевес и господство в воздухе и танках, продолжает огромное давление. Враг уничтожает подразделения в окопах бомбоударами, а затем, прорываясь танками, захватывает территорию… Из всей обстановки видно, что на кромке северной части Северной бухты остатки прижатых наших войск долго не продержатся… Наш следующий рубеж борьбы — южное побережье Северной бухты, гора Суздальская, Сапун-гора, высота Карагач… Переход на указанную линию обороны будем вынуждены сделать, если немедленно не получим помощи».

Не хватало боеприпасов для артиллерии (их поднимали даже под обстрелом с потопленной врагом «Грузии»), продовольствия, в ряде мест невозможно было готовить горячую пищу. Проблемой стала питьевая вода. Городской водопровод был разрушен, колодцы за ночь вычерпывались до дна, а за каждой перевозимой на лошади бочкой охотились «мессершмитты».

Вскоре фронт стал проходить по линии Северной бухты, в нее уже не могли заходить корабли. Но город жил. В то же время проходили экзамены в расположенной в штольне школе. Оканчивавшим десятилетку вручали аттестаты.

По указанию Н. М. Кулакова всемирно известная панорама Ф. А. Рубо была погружена на один из последних уходивших кораблей — лидер «Ташкент».

Разгрузив снаряды и подразделения стрелковой бригады, лидер забрал более двух тысяч пассажиров — раненых, женщин, детей — ив два часа ночи 27 июня вышел в море. Через три часа пришло сообщение, что он обнаружен воздушной разведкой противника. Около 5 часов утра командир «Ташкента» В. Н. Ерошенко донес: «Подвергаюсь непрерывным

^{note 85}

атакам бомбардировщиков». Затем такие донесения поступали через каждые 20–30 минут в течение четырех часов. Немецкие аэродромы близко — на Крымском берегу. «Юнкерсам» ничего не стоило сбросить бомбы, лететь за новыми. Образовалась своеобразная гигантская зловещая карусель. Наши истребители с берегов Кавказа не имели возможности прикрыть лидер: не позволял их радиус действия. Ерошенко искусно уклонялся от прямых попаданий, но от близких разрывов бомб уйти было невозможно. Осколки пробили борта, заклинило руль (корабль стал управляться машинами), вышло из строя одно из котельных отделений. Скорость снизилась до 12 узлов. Героически действовал экипаж. Трое котельных машинистов погибли от ожогов пара, но не допустили взрыва котла, а значит, и гибели корабля.

В этом, казалось, безнадежном положении выход нашел заместитель командующего ВВС флота генерал-майор авиации П. П. Квадэ. Против бомбардировщиков он послал наши бомбардировщики. Пе-2 командира эскадрильи И. Е. Корзунова успели вовремя. Они понеслись прямо на «юнкерсы», а те шарахнулись в разные стороны, куда попало бросая бомбы.

Эсминцы и катера встретили «Ташкент». На его борт поднялся с катера контр-адмирал Л. А. Владимирский, принявший руководство спасением лидера, который едва держался