Комиссия
Шрифт:
Тут вперед выдвинулся Смирновский, стал по стойке "смирно", спросил у офицера:
– Не могу знать вашего звания. Не подскажете?
– Начальник отряда.
– Благодарю!
– коротко наклонил голову Смирновский.
– Недоразумение, господин начальник отряда! В Лесной Комиссии никто не присваивал власти корыстно, но бескорыстно и безвозмездно каждый исполнял общественную обязанность. Не будь охраны, государство поте-ряло бы лесного богатства во много раз больше. Комиссия может безотлагательно представить все свои документы, расчеты, ведомости, и вы убедитесь, как разумно народ охранял природное и
Офицер-чех, перелистывая на столе бумаги Комиссии, приподнял один какой-то листочек вверх и спросил:
– Докум-энты? Ано?
– Эти документы!
– подтвердил Смирновский.
– О! О! О!
– покачал головою чех, а начальник отряда снова передвинул свою потрепан-ную сумку с бока на живот, чуть поискал в ней и вынул еще одну бумагу. Прочел:
– "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем к всесторонней поддержке избранной вами же общественной организации, на сегодня единственной в селении и тем более необходимой для утверждения во всех нас гражданственности и понятия, которые не создаются ничем, как только общественным сотрудничеством".
– Прочел, поднял сине-прозрачные глаза на Смирновского, повторил: - "Вас, граждане Лебяжки, мы призываем..." А? До чего дошло дело - они призыва-ют!! А кто вам дал это право - призывать? Откуда вы его взяли? У кого узурпировали? И подпись бывшего поручика? Поручик - тоже призывщик!
– Призыв! О! О!
– поднял палец вверх офицер-чех.
– О! О!
– Благородный призыв! Трудно под ним не подписаться! Нельзя не подписаться!
– отозвался Смирновский.
В сходне было сумрачно, заиндевевшие окна пропускали блеклый свет, в котором нельзя было угадать ни солнца, ни дневного сияния, даже небо отсутствовало в этом разрушенном свете. И нельзя было угадать - что же будет дальше? Еще до того, как этот свет зимнего короткого дня погаснет окончательно.
Начальник отряда отшагнул назад, к окну, подставил под серый свет бумагу, прочел еще:
– "...Сущность власти - разумный закон и порядок, а всякий человеческий закон и порядок бессмысленны без убережения людьми природы и земли..." Слушай-ка! Бывший поручик! Да кто знает сущность власти, кроме нее самой? А? Уж не ты ли? Или, может быть, вот этот мужик?
– протянул он руку вперед, указывая на кого-то - не то на Дерябина, не то на Калаш-никова.
– Почему не на службе?
– И еще раз повторил: - Почему поручик не на службе?
– Освобожден по ранению!
Начальник отряда помолчал, спросил у Пилипенкова, имеется ли у Смирновского свиде-тельство об освобождении. Пилипенков гаркнул, что имеется, сам видел, своими глазами.
– Ну, ну. Дезертир по закону!
– кивнул офицер.
– Отлично!
– Прошу вас...
– возразил ему Смирновский, но офицер крикнул:
– Мол-чать! Последняя должность на службе?
– Командир стрелковой роты.
– Почему участвовал в шайке, командир стрелковой роты?
– Я участвовал в органе общественного самоуправления!
– Само-управление! Где? В деревне Лебяжке! Она что - не в России, твоя Лебяжка?
– Она - в России. Именно поэтому крайне необходимо...
– Мол-чать! Отвечай на вопросы! Кто из вас убил вашего сообщника Устинова? Николая? Ты это сделал, бывший поручик? В этакой бандитской шайке, называемой Комиссией, почему бы и не сделать? Тут у вас один
– Офицер передохнул, чуть подумал.
– Ну, наплевать! Хоть бы и все перебили друг друга - для нас меньше хлопот.
– Я требую...
– Мол-чать!
– И неожиданно тихо, даже задумчиво, начальник отряда обратился сначала ни к кому, куда-то в сторону, потом - к Смирновскому. Вольности всё! Всё - они!
– Он был заметно младше Смирновского, но, сокрушенно покачав головой, сказал: - Вольности, молодой человек! Спроси меня: почему я здесь? В этой мерзкой деревушке? В берлоге из берлог? Потому что - проходил через это. Разве попал бы я сюда, если бы не отрабатывал за них, за вольности! И ты, молодой человек, бывший поручик, тоже отработаешь!
– Голос начальника отряда служебно изменился, и, встав по стойке "смирно", он обратился к чеху:
– Как думает господин Тимошек?
– Трид-сать!
– кивнул тот. Потом подумал: - Господин поручик Смирновский - трид-сать - мало... Господин поручик Смирновский, офицер русской армии, должен был воевать с общим врагом, с Германией должен! Освобождать славян от германского ига! А он? Он в Лебяжечке? А Чехия? А Галица? Сербия? Они оказались в немецком плену. Да? Мало трид-сать... Ано, господин Смирновский. Мало? Вам? Я тоже поручик. Я знаю - мало! Я вам сказать - нечестно бросать союзников!
– Вы-то, господин поручик чешской армии, не воюете с Германией? Вы тоже - в Лебяжке?
– Мне воевать с Германией помешать большевик. Вы большевик? Ано?
– И всю войну, все четыре года, вам тоже мешал воевать с Германией большевик? Сербам же никто не помешал!
– О! О! Тогда немного больше делать шомполов... Тогда - сорок! Сорок, и больше нет!
– И чех улыбнулся доброжелательно, с пониманием.
– Ну вот, граждане Комиссия, - тоже усмехнувшись, сказал начальник отряда, - легко отделались: всем по тридцать шомполов, поручику Смирновскому за особые заслуги - сорок! Погода не соответствует, морозец, заголяться неприятно. Ну, сибирячкам к морозу не привы-кать! Кузьмин?!
– Слушаю, вашбродь!
– отозвался солдат от дверей.
– Тебе - всё понятно? Повторять не надо?
– Понятно, вашбродь!
– Люди - на площади? Лебяжинские граждане-товарищи?
– Ни один прочь не отпущен. Перекрыты все переулки и ворота!
– Исполни живенько! Конский рацион у тебя имеется?
– Конский, ваше благородие, имеется!
– Через час выступим обратно на Барсуково! Пилипенков?!
Пилипенков откликнулся, начальник отряда приказал ему объявить членам лесной охраны, чтобы в течение суток сдали оружие и подписки о невыезде из Лебяжки. Начальник отряда и еще хотел сказать что-то Пилипенкову, его перебил Смирновский:
– Разрешите из бумаг Лесной Комиссии показать вам одну? Оч-чень любопытную! Из которой вы многое поймете!
Начальник отряда кивнул, офицер-чех кивнул тоже, сказал: "Давай!" - и Смирновский подошел к столу, начал торопливо перебирать стопку бумаг.
– Сейчас, сейчас!
– говорил он при этом глухо, как будто чужим голосом.
– Сейчас! Сию минуту найду!
Члены Комиссии, стоя плотно друг к другу в полутьме угла, молча следили оттуда за быстрыми движениями рук Смирновского, и Дерябин сказал шепотом: "Выкручивается, поручик-то! Предает, сволочь!"