Комиссия
Шрифт:
– Не нас он ждет, народ-то!
– заметил Калашников.
– Не нас, а Устинова Николу ждет в последний раз! И я под это народное ожидание вот что скажу быть едиными между собою в нонешний грозный час, а также поддерживать свою Лесную Комиссию!
– Ну это всё равно, - если люди ждут Устинова, это значит, что они ждут и нас, Лесную Комиссию. Пошли!
– еще поторопил Дерябин.
– И вот что, товарищи члены Комиссии, покуда идет траурный митинг - шапки не надевать! Хотя и сильный холод - всё одно ни в коем случае не надевать!
И
– Солдаты явились! Офицеры-колчаки!
Снова заметнулся густой морозный воздух, из него выступил офицер в темно-зеленой, без погон куртке, в папахе под башлыком.
Он снял однопалые рукавицы, развязал башлык, потоптался, размял ноги после седла.
Покуда он разминался и развязывался, вошли и еще солдаты, они оттеснили Комиссию в угол, а офицер, прислонившись к столу, закоченелыми руками переместил кожаную сумку с левого бока на живот, расстегнул и достал бумажку. Расправил бумажку на ладони, спросил:
– Это и есть Комиссия? Вся? В полном сборе?
– Вся! Вся, ваше благо!
– бойко, но не без страха ответил милиционер Пилипенков. Он вошел в помещение вместе с солдатами.
Офицер кивнул, начал читать по бумажке:
– Де-ре... Дерябин? Здесь?
– Я - здесь!
– отозвался Дерябин из угла.
– А что такое?
– Калашников Петр?
И Калашников тоже отозвался, но как-то неуверенно, как будто забыв что-то о себе самом. Офицер подсказал ему:
– Бывший кооператор! Ну-ну! Игнатий Игнатов? Здесь?
– Здеся я... Вот он...
– Половинкин?
– Я - тоже...
– Саморуков?
Иван Иванович громко, с облегчением вздохнул и голосом не таким уж замогильным, которым он только что рассказывал о Большой Медведице, а как будто чем-то обнадежившись, сказал:
– Здесь Саморуков Иван Иванович! Здеся он!
– Смирновский? Родион? Бывший поручик?
– Здесь!
– Тоже - член Комиссии?
– Тоже!
Появился еще один офицер, он сел за стол, положил перед собою маузер и, быстро взглядывая в лица всех членов Комиссии, стал растирать прихваченное морозом лицо.
– Удачно! Полный сбор!
– кивнул ему первый, а этот повторил:
– Удача... Полный сбор. Ано!
– Он был чех, этот второй офицер.
– Пилипенков? Правильно они назвались - члены этой самой Комиссии?
– Точно оне назвались, ваше благо!
– подтвердил Пилипенков, но офицер, должно быть, не доверился ему и спросил еще: - А этот... ну, этот местный житель. Молодой башибузук, который с нами, - он здесь?
– Куприянов! Куприянов Матвей!
– подсказал Пилипенков.
– Вот он! Рядом со мною находится!
– Выйди-ка сюда, Куприянов Матвей!
– приказал офицер.
Вперед почти что военным шагом, в новенькой форменной куртке и в своей деревенской шапке вышел Матвейка Куприянов, обернулся к офицеру, нескладно отдал ему честь. Сам
– Подтверждаешь, Куприянов, фамилии этих людей?
– Каких-то?
– Которых я только что выкликал?
– Всех я подтверждаю.
– Ну, а староста - не ты ли, старик?
– спросил офицер у Ивана Ивановича, закончив перекличку.
– Лебяжинский староста?
Иван Иванович промолчал, только пожевал губами, а Пилипенков опять шагнул два шага вперед:
– Он, ваше благо! Он только не завсегда признается, но другого нету никого на месте! И давно уже нету!
– Ну пошто же энто не признаюсь?
– отозвался Саморуков.
– Когда надобно - я признаюсь. Когда нету настоящего старосты - я за его!
– Объясни: кто выбирал Комиссию? Когда?
– По ранней осени было, господин офицер. Обчеством выбиралась она. Полномочным сходом.
– И протокол есть?
– Всё по форме, господин офицер! Как же без протоколу? Никогда невозможно!
– Куда посылали протокол? Куда? Кому?
– Спрашивая, офицер всё еще дышал в ладони, и видно было, что ему становится всё теплее и теплее, однако вопросы он задавал всё строже и жестче глядел на Ивана Ивановича.
А Иван Иванович отвечал всё веселее, распрямлялся в плечах и живее смотрел будто бы и подслеповатыми, а на самом деле уже прозревшими глазками.
– Протокол-от, само собою, был посланный нами. В Крушиху. Властям.
– Каким властям?
– Вот уже не скажу! Осенью ранней какая находилась тогда над нами власть? Припомнить бы! Ну, кои в ту пору были, тем и посылали! Однем словом!
– Ответ был на ваш протокол? Из Крушихи?
– Ответа не было, однако. Нет, не было.
– А это что значит? Что значит отсутствие ответа?
– Энто значит, властям, господин офицер, сильно недосуг было в ту пору. Оне сильно делами занятые были.
– Если власти оставили протокол об избрании Комиссии без ответа, так она не имела права существовать! А если существовала - так самочинно и самоуправно! Ты что - не понимаешь этого, старик?
– А вот у нас бумаги на милиционера Пилипенкова по сю пору нету, господин офицер? Сам здесь, сам прибыл еще во времена сенокосу, а бумаги на его нет как нет! Может, он тоже - самочинный? Может, вы, господин офицер, строго прикажете удалиться ему отседова9
– Я ему прикажу посадить тебя в каталажку, старик! Понятно?
– Как, поди, непонятно, господин офицер! На энто дело у нас понятие заведено!
– А еще спрошу тебя, старик: ты что же, не знаешь, не слыхал, что еще в июле Временное Сибирское правительство восстановило права частной собственности? И на землю, и на лес? Что леса Кабинета Его Величества переданы в собственность государственную? А в это время Коми-ссия самочинно присваивает права на лес и даже устраивает свою собственную вооруженную лесную охрану! Это ли не преступление?