Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

Не может возникнуть сомнения в том, что Пушкин стремился представить решение княгини N. как окончательное, но удалось ли ему это?

На девяносто девять процентов аморфная масса комментариев, отмеченных чудовищным воздействием «идейной критики», которая более ста лет уродовала пушкинский роман, состоит из страстных патриотических восхвалений добродетельности, воплотившейся в Татьяне. Вот она, с энтузиазмом твердят журналисты типа Белинского — Достоевского — Сидорова, вот истинная русская женщина с ее чистыми помыслами, открытой душой, сознанием долга, альтруистическими порывами и героизмом. На самом деле, француженки, англичанки и немки из любимых Татьяной романов были ничуть не менее чистосердечны и высокоморальны; пожалуй, они даже превосходили ее в этом отношении, так как рискуя разбить сердце восторженных почитателей «княгини Греминой» (как окрестили княгиню N. два высокоумных сочинителя, которые состряпали либретто оперы Чайковского), я нахожу нужным заявить, что ее

ответ Онегину отнюдь не содержит тех примет торжественного последнего слова, которые в нем стараются обнаружить толкователи. Заметьте, какая интонация преобладает в XLVII, как вздымается грудь, как сбивчива речь, сколько здесь переносов — тревожных, пронзительных, трепещущих, чарующих, почти страстных, почти обещающих (строки 1–2, 2–3, 3–4, 5–6, 6–7, 8–9, 10–11): настоящий пир переносов, увенчиваемый признанием в любви, от которого должно было радостно забиться сердце искушенного Евгения. И после этих захлебывающихся двенадцати строк — что в конце? Пустое, формальное завершение, вариация избитого «отдана — верна»: неотступная добродетель с ее вечными прописями!

В июне 1836 г., находясь с дипломатической миссией в России, парижский литератор немецкого происхождения Лёве де Веймар, или Лёве-Веймар, которого Тьер сделал бароном, уговорил Пушкина перевести несколько русских народных песен на французский. В 1885 г. («Русский архив», ч. 1) Бартенев напечатал сделанные нашим поэтом очень бледные французские переложения одиннадцати песен, оригиналы которых можно найти в «Новом и полном собрании российских песен», изданных Н. Новиковым, ч. I (Москва, 1780). Одна из песен содержит вот такой подходящий для наших целей пассаж — молодой барин, уговаривающий горничную не плакать, потому что, когда ее выдадут за слугу, она останется любезной своего господина, слышит в ответ:

Кому буду ладушка, тому миленький дружок, Под слугу буду постелю стлать, с слугой вместе спать.

Перевод остался в рукописи почерком Пушкина, под заглавием «Chansons Russes» <«Русские песни»>. Под этим заглавием на обложке барон по-французски приписал: «Переведенные Алекс. Пушкиным для его друга Л. де Веймара на островах Невы, дача Бровольского, июнь 1836». (Правильный адрес — Каменный остров, дача [нанятая у] Ф. Доливо-Добровольского).

¹³отдана.Кюхельбекер в своем замечательном дневнике, который он вел в Свеаборгской крепости, записывает 17 февр. 1832 г., что Пушкин сам очень похож на Татьяну, какой мы ее видим в главе Восьмой: он полон чувств (либеральных идей), но не хотел бы, чтобы о них догадывались, ведь он отдан другому (царю Николаю).

XLVIII

Она ушла. Стоитъ Евгеній, Какъ будто громомъ пораженъ. Въ какую бурю ощущеній   ⁴  Теперь онъ сердцемъ погруженъ! Но шпоръ незапный звонъ раздался, И мужъ Татьянинъ показался, И здсь героя моего,   ⁸  Въ минуту злую для него, Читатель, мы теперь оставимъ, Надолго... навсегда. За нимъ Довольно мы путемъ однимъ ¹²  Бродили по свту. Поздравимъ Другъ друга съ берегомъ. Ура! Давно бъ (неправда ли?) пора!

⁵шпор… звон.В тот миг, когда мы расстаемся с Онегиным, некое поэтическое возмездие нежданно настигает тех рифмачей, которые так скверно с ним обошлись на английском языке. В переводе Дейч происходит нечто вроде риторического харакири, и нас вопрошают (XLVIII, 5): «Не звон ли стремян он слышит?» Нет, он слышит не стремена. Он слышит звон шпор. Но в еще более комичное положение попадает, добравшись до главы Второй, Элтон, печатавший свой перевод главами в «The Slavonic Review» (Лондон). В № XV «The Slavonic Review» (янв. 1937), с. 305–309 появляется по-английски эссе под обманчивым заглавием «О новых переводах Пушкина» с совсем уж недостоверным подзаголовком «Как следует переводить Пушкина?» (на самом деле, непосредственно о переводах там нет ничего, за вычетом случайного и ужасающего примера, о котором мы сейчас поговорим), и автор этого эссе В. Бурцев доказывает, что в будущем издания «ЕО» по-русски и на других языках должны состоять из девяти глав, «как того желал бы сам Пушкин» (незачем доказывать, что это полная бессмыслица). По ходу своих рассуждений Бурцев (в русском

тексте статьи, переводом которой является текст в «The Slavonic Review») цитирует главу Восьмую, XLVIII и образно замечает, что «шпор незапный звон», вероятно, возвестил о появлении шефа жандармов графа Бенкендорфа, что и заставило Пушкина оборвать роман. Проф. Элтона попросили представить свой перевод главы Восьмой, XLVIII, что он и сделал, однако не понял указанного места и подвел не только Пушкина, а еще и бедного Бурцева, написав:

Звонок, как шпоры, прозвучал, То муж Татьяны — генерал!

Этот звонок — не иначе как погребальный звон, возвещающий о конце всех зарифмованных глупостей, которые выдают за переводы [82] .

¹³с берегом.Ср. «Неистовый Роланд», сочинение офранцуженного «L'Arioste» в переводе де Трессанна, песнь XLVI (последняя): «…Надеюсь в скором времени обрести свой порт… но как страшусь сбиться с пути, его отыскивая!.. Впрочем, вот она, уже открылась… желанная земля… Да, вот они, те, кто меня любят… я вижу их, собравшихся на берегу».

82

Позднее Элтон исправил свой перевод и вместо звонка появились просто шпоры.

XLIX

Кто бъ ни былъ ты, о мой читатель, Другъ, недругъ, я хочу съ тобой Разстаться нынче какъ пріятель.   ⁴  Прости. Чего бы ты за мной Здсь ни искалъ въ строфахъ небрежныхъ, Воспоминаній ли мятежныхъ, Отдохновенья ль отъ трудовъ,   ⁸  Живыхъ картинъ, иль острыхъ словъ, Иль грамматическихъ ошибокъ, Дай Богъ, чтобъ въ этой книжк ты Для развлеченья, для мечты, ¹²  Для сердца, для журнальныхъ сшибокъ, Хотя крупицу могъ найти. Засимъ разстанемся, прости!

^1–2 Кто б ни был ты.«Qui que tu sois» — галльский риторический оборот.

^6–12Это перечисление — точный отзвук последних строк Посвящения к роману.

⁸Живых картин(род. пад.). Соблазнительно перевести буквально, но поэт подразумевал не картинки в волшебном фонаре.

⁸много дней.Три тысячи семьдесят один день (от 9 мая 1823 г. до 5 окт. 1831 г.).

¹³магический кристал.Забавно, что слово «кристал» наш поэт в том же значении употребил, воспевая собственную чернильницу в написанном трехстопным размером стихотворении 1821 г., строки 29–30:

Заветный твой кристал Хранит огонь небесный.

Лернер напечатал в «Звеньях», т. 5 (1935) довольно наивное маленькое эссе о гаданье по кристаллу (в России, кстати, не принятом).

L

Прости жъ и ты, мой спутникъ странный, И ты, мой врный идеалъ, И ты, живой и постоянный,   ⁴  Хоть малый трудъ. Я съ вами зналъ Все, что завидно для поэта: Забвенье жизни въ буряхъ свта, Бесду сладкую друзей.   ⁸  Промчалось много, много дней Съ тхъ поръ, какъ юная Татьяна И съ ней Онгинъ въ смутномъ сн Явилися въ первые мн — ¹²  И даль свободнаго романа Я сквозь магическій кристалъ Еще не ясно различалъ.