Комментарии
Шрифт:
Мне как раз очень важно твоё наблюдение о языке наших философов с референцией на их понимание французов второй половины 20 в. Замечательный вопрос о том, как они ведут разговоры между собой.
От Ямпольского 16 ощущения точно совпадающие с опространствованием его фамилии Яма и Поле. Я то проваливаюсь, когда он забирает в сторону и берёт подлинно «маргинальный» тон, выбирая какую-то побочную линию обзора и делая грандиозные, но непропорциональные выводы, то я выхожу в ровное бесконечное поле и захлёбываюсь от потока его гениальности. Ямпольский теряет блеск при прослеживании с попутной интерпретацией целых мыслительных цепочек. Например, он замечательно пересказывает суждения Платона о живописи как о третьеразрядном занятии, подражательном по отношению к творцу-ремесленнику, создавшему вещи. Вещь это второй план, после первичной идеи, которая, пройдя через т.н. бесформенную хору, получала материальную выраженность. Но дальше, когда он описывает кульбит, совершённый Ренессансом, поставившим (не сразу) на первое или, по крайней мере,
16
Культуролог Михаил Ямпольский, живет в США.
Я в своих медицинских заботах, поэтому помалкиваю. Предстоит скорее всего операция, и это тяжело. Лучше б я сел на свой байк и умчался эдак за сотню км. Но горловики – красивые гордые блондины, ценность, три врача, смотрят на меня как на готовое тело эксперимента. На той неделе будет известно, что мне назначено, и м.б. я преувеличиваю риски.
С Хендриком Джексоном завтра поедем на знаменитые скачи под Дюссельдорфом. Его отец поведен на лошадях и их разводит. Последний раз я был на скачках (derby, racings) лет 30 назад, в Киеве, когда общался с жокеями. Здесь в Германии это самые малорослые люди, а в Киеве это были верзилы. Буду писать тебе по мере развития событий.
Я тут провозился со своими медицинскими проблемами – потерял голос (и голосовые связки). Теперь, надеюсь, заговорю человечьим голосом не ранее, чем через 3-4 месяца. Так что пишу SMS, немножко клюю на компьютере и для общения с окружающими использую магнитную pad, где всё стирается и можно размашисто малевать заново, фактически чуть-чуть отставая от скорости медленной речи. Период физического молчания меня не страшит— скорее приближает к опыту Григория Паламы, к преддверью исихастского молчания. Как раз повод почувствовать этот дух поглубже. Единственно, мне было довольно интересно, несмотря на страдания. Международный англо-немецкий центр напоминает космический по количеству экранов и электроники. На меня тратились десятки тысяч (одни томографии и нуклеарные обследования, диагностические операции чего стоят). Медсветила говорят, что всё сделали как надо, что я на прямой выздоровления. Но я в полубессознательном состоянии наделе. У меня был отдельный номер, very posh, и Катя могла первые несколько дней провести вместе со мной. Уход там фантастически предупредительный и они меня всё же быстро поставили на ноги десятком переливаний в день, массажами и логопедией.
Иудаизм интересен, у меня здесь Игорь Ганиковский 17 весь в этой литературе.
Дойдут руки и у меня. А я читал и перечитывал Эрвина Панофски (по-английски, разумеется). Почему такая тяга читать об искусстве? Потому что есть ряд изображений? Всегда есть пластический вид под рукой? Не знаю, но он тоже типа Лотмана. Еврей, начавший бегство из Германии в США ещё до нацистов.
Рад, что Амстердам прошёл как сон, дающий ощущение отдыха, каникул. Амстердам перифериен, но не провинциален. Он же включён в сеть, он себе и Лондон и Берлин и Нью-Йорк, и в нём делается много нового, не обязательно на пятачке старого города. Филипс и биология, крупнейшие в мире порты – это сильнейшая экономика, состыкованная со всем реальным миром. Добрались ли вы до Роттердама и Гааги? Именно, когда покидаешь Москву и переходишь таможню, попадаешь из изолированного мира в реальный сетевой. К нам в Москву люди из сетевого мира —приезжают, но не живут с нашими привычками, ценностями, тем более с инженерной или научной мыслью. Дадут концерт нефтяникам и уедут. Но периферийность Амстердама ощутима – он просто менее шумный, а голландцы живут и работают во всём мире. Сколько их было у нас в Стэнфорде! Только литератору и лафа в Москве, а представь, что ты бы занимался антропологией или астрономией —тогда труба. Если не в языке, приходится валить в забугорье….
17
Художник, живет в Германии. См. его публикацию в этом номере.
Мы тоже в полном кайфе от поездки 18 – было бы больше времени и будь я поздоровее, больше бы общались с голландскими моими друзьями, больше бы услышали о самой стране… Мадам, которая профессиональная революционерка, кажется, та самая, которая как-то пригласила к себе Рейна, предупредив, что её муж ненавидит гостей, и где-то через несколько часов после появления Рейна на пороге, стала упрекать его в недостаточных испытаниях и страданиях во имя свободы и против КГБ, чтобы считаться познавшим всю меру ужаса коммунизма— недостатком Рейна
18
Речь идет о последней нашей с ним встрече – в Амстердаме весной 2008 г.
Потрясно, что ты наслаждаешься философией. У меня самая сложная для понимания книга сейчас это переведённый на русский шедевр французского историка искусств Юбера Дамиша (Hubert Damisch) «Теория облака» (Дамишь работал или работает вместе с Вирильо, кажется, в его архитектурном заведении). Книга издана в серии «французская библиотека», аж в 2003 году, но до сих пор есть в продаже в Новом Книжном на Колхозной. Книга не то, что сложна, а усложнена чисто грамматически, хотя переводчик Шестаков мне кажется очень качественным производителем переводов… В книге большая глава о Джотто, о разных регистрах литературности и живописности от Кватроченто до Леже. Теория облака начинается с Корреджо, с его росписей куполов, когда он разрывает замкнутое пространство храма в выводит в небо взгляд и героев. Там много и остроумных моментов, потому что художник ради сохранения перспективы на кривой поверхности пишет некоторых святых и Иисуса, прижимающих колени к подбородку, словно лягушек.
Ещё раз: ты прав. Художники, какие бы ни были, развлекаются, а им платят ещё. Но есть и такие, кто не развлекается, конечно. Литература занимает совсем крохотное место, а уж поэзия с тремя журнальчиками на страну вообще исчезающе неопределима. Чувствую, что нам повезло со второй половиной 80-х и самым началом 90-х. С тех пор ничего подобного не было. Пришли пародисты, куплетисты, карикатуристы, верлиброписы, холодные как спагетти наутро, всякая советского пошиба лирика, по сравнению с которой Доризо гений (был такой поэт).
Хорошо, постмодернизм умер или миновал, но он оставил следы, он таки был продуктивен. Например в архитектуре – бесспорно. Помнишь Брюссель? Именно постмодернистский подход позволил там «омолаживать» реально старые кварталы, вписывать фрагменты новых технологий в старинные ансамбли, работать с цитатами. Там я (да мы оба) видели несколько удивительных сооружений в центре. Похожие «излеченные» химеры есть и в Кёльне, в городах, разрушенных войной, где новый слой гармонизирует со старым. В литературе, если ценилась интеллектуальная игра (к сожалению у нас не было своего Умберто Эко, например, публиковавшего сложные статьи даже в итальянских ГАЗЕТАХ!) постмодернизм дал немало интересного. Но сейчас совсем другая история. Какая? Прежде всего теперешняя история – это естественная история, нормальный ход событий, потому что рыночный. Рынок был так же бесконтрольно желанен в России, как хлеб, который в «Тарасе Бульбе» попадает в рты изголодавшимся людям осаждённого города, и они умирают в корчах от несварения желудков. Но искусство это неестественное дело, это волевой акт создания нецелесообразных вещей. Это движение поперёк конвенций, которые фабрикуются на лету вслед каждому новому шагу автора. Естественного в рынке только то, что его функция необходима для биологического и социального равновесия, но вообще искусство это не рыночное дело до каких-то пределов, конечно.
Welcone home! С возвращением. А я как раз следил за войной, какого поджопника дали Сабакашвили 19 . Мрачный феодал с кинжалом за занавеской. Правда, в маскарадной маске. Ну, а наши как обычно, дряхленьким оружием да числом. Правда, теперь наши должны понять, насколько контрактная армия лучше. А вообще не ясно кто с кем воюет – это какая-то «гражданская» война, если учесть глобалистику, и что у русских миллионеров, командующих армией, деньги хранятся и работают в валюте противника, ха-ха.
19
Надо полагать, Михаил Саакашвили.
Был на свадьбе у Осташевского… Приезжал американский поэт Кристиан Хауки – он сидит на стипендии в Берлине. Он преподаватель творческого письма в Пратт колледже, это архитектурный колледж в NYC, который завёл у себя отделение творческого письма. Говорит, что любой семинар по архитектуре в сто раз информативнее, интенсивнее по интриге и непредсказуемей по вовлечению нового языка, чем любые литературные разборы, особенно где обсуждают прозу с её вечными «он сказал» или «я отвернулся и поставил стакан». С ним приезжала его жена, немецкая поэтесса Ульяна Волф. Она близка к тридцатилетним (все знают моего Хендрика Джексона), к кругу издательства Kookbooks. Рассказывали об этом издательстве, самом интересном в Германии в области поэзии. На пикнике у альпийского ручья мимо наряженной невесты прошло несколько загорелых нудистов с дутыми серебряными кольцами на пенисах – с почтением поклонились молодожёнам.