Коммуналка 2: Близкие люди

Лесина Екатерина

А тепло было.

Показалось даже — жарко.

— Строили-то до Матвея еще… план был, сперва поручили одному тут. Он не больно-то обрадовался, а потому все и вкривь-вкось. Матвей, когда увидел, крепко осерчал.

Ингвар тряхнул головой, пытаясь избавиться от налипшего снега.

— Ну и выправлял, что мог. Потому дома-то и не успели толком довести. Он-то сказал, что проект долговременный, а потому все сделает, чтоб жить можно было.

Жарко.

И до того жарко, что Калерия сперва

дуреет от этого жара. И от шубы своей избавляется с радостью, она бы и кофту сняла, но Ингвар качает головой.

— Погоди, это ты с холода пришла. Сквозит тут. Щели проконопатили, а оно все одно… доски-то хлипкие.

Он произнес это с неодобрением.

— Ковры надо повесить. Или шкуры, — Калерия погладила стену, прислушиваясь к дереву. И вправду сырое брали, свежее, такое потом ссыхается и щели дает. Да и ставили явно наспех.

Как здесь детям жить?

— Ага… я тоже подумал.

Военный в серой форме без знаков отличия кивает Ингвару, чтобы тихо исчезнуть в глубине барака. Тот невелик, десятка три шагов, узкий коридор по обе стороны которого поднимаются двухъярусные кровати. На них уже и матрасы есть, и белье натянули, только зря, как бы не отсырело до срока.

Тумбочки.

И печки, которых три.

— Когда люди будут, то оно теплее, — Ингвар оправдывался.

— И… сколько?

— Для начала десятка два, а потом — как оно пойдет. Война… это кажется, что давно была, но некоторые проблемы… — он развел руками, потому как никогда-то не умел говорить. Впрочем, Калерии это и не было нужно. Она и так понимала. — Ты… подумай. Может, пока тебе сюда и не надо?

— Надо.

Она прошлась по сумрачному коридору.

Закрыла глаза.

Надо.

Теперь она слышала это место, некогда живое, но после заброшенное. Что здесь было? Хутор? Деревенька? Если и так, то давно. Но земля помнит, что прикосновение плуга, что тяжелый дар зерна, который она возвращала сторицей.

А после брала.

Силой.

Потом.

Кровью… кровь Калерия тоже слышала, но старую, неопасную. Что ж, место хорошее. Здесь и дышится-то не в пример легче, чем в городе. И стоит подумать о возвращении, как приходит понимание: возвращаться она не хочет.

— А готовить где будут?

— К весне кухню сделаем, а пока будут из города возить.

— Поостывает все.

А детям горячее питание нужно.

— Не все сразу, Лера, — он обнял, прижал к себе, уткнулся носом, признаваясь. — Отец написал.

— Опять хочет…

— Нет. Просит прощения. Понятия не имею, откуда узнал, но пишет, что будет рад, если ты заглянешь, что… просит, чтобы заглянула. И любую цену готов заплатить.

Ингвар громко вздохнул в шею.

— Он… думает, что ты можешь помочь.

Да.

Или нет.

Она сама толком не разобралась,

что может. Утешить спящую землю, пообещав, что больше та не останется в одиночестве. Или вот слышать сны старых яблонь, которые многое помнят, но кто еще сумеет прикоснуться к их памяти.

Разбудить родники.

Отвести их.

Наполнить колодец, который тоже имеется, но чуть в стороне. Завален, что деревом с камнями, что снегом. Калерия слышит это место, и, наверное, даже сумеет сделать его лучше. Если захочет. Но только ли его?

— Я ответил, что спрошу.

— Ты спросил.

Наверное, если бы Калерия отказалась, он бы понял, ее муж. И его отец тоже бы понял. Вот он бы не согласился. Двуипостасные горды. И, наверное, все на самом деле хуже, чем кажется, если он решил переступить через свою гордость.

— Весной, — решилась она. — Мы приедем весной. В апреле. Земля тогда полна силы.

Должна быть.

— Спасибо.

— Не за что, — в кольце его рук спокойно. — Скажи… пусть зерна хорошего купят. Сеять рано, но… я поговорю. А потом снова приедем. Надо будет несколько раз. Сколько не знаю. Я вообще ничего, наверное, не знаю, и даже не уверена, что получится.

— Получится, — он осторожно коснулся губами виска. — Назад?

— Нет. Темно уже. И метель.

Та и вправду разгулялась, завыла на сотню голосов, убеждая, что, конечно, город совсем даже рядом, но не настолько, чтобы рисковать. В метели легко заблудиться.

— Тут ведь тепло. И шуба есть. А дом надо будет выбрать побольше… — кажется, она сказала это вслух. — А то ведь…

Живая вода вернула жизнь и ее телу. И, наверное, в этом возрасте уже поздно, людям определенно поздно рожать, но Калерия не человек.

Да и…

…что за берегиня, когда свое уберечь не способна?

Ветер загудел, но она лишь плотнее прижалась к мужу. Горячий… и вот как понять, какая кровь верх возьмет? С другой стороны, какая бы ни взяла, все хорошо, все ладно…

— Медведя искать? — поинтересовался Ингвар, вытягиваясь на узкой кровати. И лежал-то осторожно, опасаясь движением неловким ее потревожить.

— Зачем?

— Шкура теплая. Большая. Самое оно на пол будет.

Калерия подумала и согласилась. Что на пол, что в колыбель…

— Искать, — она улыбнулась темноте, и глаза Ингвара блеснули алым. Понял? Что ж… хорошо, что двуипостасные понятливы.

Во сне она видела яблони. И золотое поле, протянувшееся от края до края, наполненное жизнью и солнцем. И она, Калерия, сидела, перебирая тяжелые колосья.

— Вот так заплетай, один к другому… — говорила она кому-то.

Стало быть, дочка.

…сказать? Во сне она знала ответ. А проснулась и забыла. Но пшеницы нужно будет и сюда купить, той, что получше…

<