Комната с видом на огни
Шрифт:
— Понятно. Описать можешь?
— Тачку? А чего ее описывать? «Мерс», значит, как «мерс». Пятисотый.
— Дамочку, — уточнил Амелин.
— Вроде рыженькая, симпатичная.
— По фотографии сможешь ее опознать?
— Да, может, и не она убила?
— А кто?
— Да мало ли здесь народу шатается! Полезли, значит, в дом, а там хозяйка, ну и пальнули разок. Дело-то житейское.
— И часто у вас тут такое житейское дело происходит? — не
— В дома-то лезут? Бывает. На то меня здесь и прикармливают. За сторожа, значит. Ну за всеми, понятно, не уследишь. Всяко бывает.
— Кого еще видел?
— Да никого не видел.
— А если подумать?
— Нет, не припоминаю, — помотал головой сторож.
— Сколько он тебе дал? Или просто запугал?
— Да кого мне бояться, — отвел глаза Федин.
— А не тряхануть ли тебя как следует, гражданин Федин Егор? Без прописки наверняка в поселке-то обитаешь?
— У меня все законно. И паспорт имеется, и штампик в нем налицо. И с чего это я буду на человека наговаривать? Если дамочку видел, так отпираться не стану. И по фотографии опознать смогу. А больше никого не было.
Амелин засомневался: а вдруг не врет? Спросил-то он так, на всякий случай. А вдруг да повезет? Хватит и того, что Федин без проблем опознает Австрийскую. Амелин поднялся со стула и спросил у сторожа:
— А что, еще кто-нибудь в поселке остался?
— А как же. Журналист книгу пишет. Про мафию. Борец за идею.
— Откуда знаешь, что про мафию?
— А он как напьется, значит, так красный флаг на крышу вывешивает и гимн врубает. Ну и палит, само собой.
— Где он обитает, этот борец за идею?
— А пойдете назад по улице, до самого конца, и упретесь в трехэтажный кирпичный особнячок, — охотно объяснил мужичок. — На первом этаже гараж, сзади банька. Все чин по чину.
— Похоже, не бедствует борец за идею?
— Ни-ни, им нельзя! Правду писать может только человек, независимый от власти денег, — со знанием дела сказал Федин.
— С ним, что ли, пьешь?
— Бывает. Он, значит, прислушивается к мнению народных масс. Ему для книги это полезно.
— И как ты насчет мафии?
— А мне все едино, что бузина, что рябина. Бедным не все равно, какая рука отбирает, правая или левая? Это они, значит, пускай между собой канаются, как отобранное делить, а я со стороны погляжу. Взять с меня не возьмут, потому как нечего, дать тоже не дадут, потому как самим мало.
— Философ. Не только с журналистом небось пьешь?
— Да всем, дорогой ты мой товарищ, компания нужна. Но про дамочку, которую убили,
— Почему евреи? — удивился Амелин.
— Так ведь в Израиль собрались! На исторррическую родину. А я-то, дурак, все гадал: почему не пьют? Не по-русски это.
Выйдя из калитки, Амелин посмотрел на часы и решил наведаться еще и к журналисту. Еще не поздно. Как там сказал Егор Федин? Вдоль по улице, пока не упрешься?
Уперся он вскоре в глухой забор и долго возился с хитрым замком в калитке. Проникнув же на огороженную территорию, первым делом отметил полноприводную «Субару», о которой давно уже тайно вздыхал. Но без всякой надежды на взаимность.
И тут навстречу капитану Амелину выскочил огромный черный дог, так что пришлось ретироваться обратно за калитку.
— Алекс, фу! — Появившийся на участке хозяин подошел к калитке, придержал за ошейник дога и гостеприимно пригласил: — Заходите, заходите!
— А этот? — робко протиснувшийся в калитку Амелин покосился на рычащую собаку.
— Не тронет, если руками махать не будете. Вы тоже из милиции?
— Так заметно?
— Ну уж, конечно, не из налоговой инспекции. Тут с обеда суета. Все, как говорится, под богом ходим… Ну заходите, помянем.
— Что, хорошо знали покойную? — Вслед за хозяином Амелин прошел в красивую беседку, сделанную, видимо, по особому заказу.
— Да как сказать… Ну здоровались, конечно. Да, добрее надо быть к людям, добрее…
— Это вы к чему? Кстати, Амелин Александр Георгиевич. Капитан милиции, сотрудник органов внутренних дел.
— Сокольников Михаил Валерьевич, журналист. — Они обменялись рукопожатием, ладонь у работника умственного труда была твердой, в мозолях, да и земелька на участке казалась ухоженной.
— Работаете здесь?
— Да, пишу. Замахнулся, так сказать, на большое дело. Чтоб память обо мне осталась Книгу пишу. Так как насчет принять?
— Немного можно.
Сокольников исчез в доме и вскоре принес водку и поднос с двумя тарелками. Бутерброды и маринованные овощи.
— Сами тут все? — кивнул Амелин на ухоженные грядки.
— А как же? Расслабляться-то надо. Когда руками работаешь, голове легче. Ну, выпьем?
После короткой паузы, во время которой они выпили и закусили, Амелин приступил к делу:
— Я только что разговаривал со сторожем. Меня интересует человек, не из местных, то есть не дачник, который последнее время крутился возле дома Юсуповых.