Комната старинных ключей
Шрифт:
Клара Ивановна, чутко уловив расстановку сил, спряталась в кухню.
– Что это значит? – прохладно поинтересовалась художница.
Первый снаряд упал неподалеку от Воловика.
Тот хохотнул и придвинул к себе салат.
– Ничего, ничего… Я подумал, вы пошутили.
– Когда?
Воловик изобразил недоумение и невинность:
– Когда сказали про возраст и фигуру. Разве вы говорили серьезно?
– Вполне. Что в этом удивительного?
Тарас Иммануилович пожал плечами:
– Мне
«Вот мерзавец! – ахнула Полина. – Зачем же ты гадости говоришь незнакомой женщине?!»
Но если Воловик надеялся выбраться из этого сражения невредимым, то он просчитался. Ирма мило улыбнулась:
– Вы судите по себе, молодой человек. Но если вы не заботитесь о своем теле, это не значит, что остальные делают то же самое.
Ахметова протянула пухлую руку, двумя пальцами отломила поджаренный тост и с видимым удовольствием положила в рот.
Толстяк порозовел, как креветка. Без сомнения, он сказал бы новую гадость, но его перебил Давид Далиани, спросивший у Ирмы, кого из современных художников она любит.
Ахметова ударилась в рассуждения о постмодернизме и паблик-арте. Половины слов из ее речи Полина не понимала. Тарасу Иммануиловичу оставалось только без аппетита жевать бифштекс, бросая враждебные взгляды на художницу.
Да, вне всяких сомнений, обед удался! Достижением следует считать уже то, что ничей окровавленный труп не остался лежать в столовой, когда гости один за другим покинули ее.
Анжей выслушал краткий отчет Полины, но не выразил ни малейшей обеспокоенности происходящим.
– Это им только на пользу, – пробормотал он. – Пусть понервничают.
– Зачем? – не удержалась Полина.
– Легче работать. Они здесь не просто так. У каждого из них серьезные проблемы, которые я должен решить. Чем сильнее человек волнуется, тем беззащитнее становится. И тем точнее я могу подобрать ключ. Где они сейчас?
– Разошлись по комнатам.
– Чудесно. Вот что, Полина, сделайте мне кофе.
– Принести сюда?
– В мой кабинет.
Поднимаясь с горячим кофейником на подносе, Полина прислушивалась. Определенно, дом звучал по-другому.
Усилился шелест любопытных листьев за окнами. Шаги стали отдаваться гулко в коридорах. Казалось, даже часы тикают быстрее и тревожнее: у-нас-гос-ти, у-нас-гос-ти, гос-ти-гос-ти.
К кофе Полина положила свежую булочку. Бесшумно накрыла в полутемном кабинете, взяла поднос и собиралась исчезнуть.
Но Ковальский остановил ее.
– Послушайте, Полина…
Девушка вернулась.
– Я давно хотел расспросить вас о некоторых обстоятельствах вашей жизни. Вы не против?
Попробуй сказать, что против, когда
«Смотря какие обстоятельства вам интересны», – хотела сказать она.
Но вслух почему-то заверила Анжея, что совершенно не против.
– Прошу вас. – Ковальский указал на кресло. – Хотите кофе?
– Нет, спасибо.
Анжей сам налил себе из кофейника и поглядел на Полину поверх дымящейся чашки.
– Я никогда не спрашивал, где ваши родители.
«Родители?!»
Полина чуть не подскочила. Она успела подготовиться к любому вопросу. Кроме этого.
– Вы не отвечаете! – встревожился Ковальский. – Надеюсь, они живы? С ними все в порядке?
Полина молчала.
«Может быть, сказать, что они умерли?»
Но под пристальным взглядом Ковальского не осмелилась врать.
– Они в Америке.
– Да? И давно уехали?
Пауза: Полина считала в уме.
– Семнадцать лет назад.
– Семнадцать лет назад? – изумленно повторил Анжей. – А как же вы? Ах, понял! Вы уехали с ними и вернулись обратно!
Полина покачала головой. Нет, все было совсем не так.
– Я осталась с бабушкой. С папиной мамой.
– Вот оно что!
Анжей задумчиво помешал чайной ложечкой в чашке.
– И как часто ваши родители приезжают в Россию? Или это вы летаете к ним?
– Они не приезжают. Им тяжело летать в их возрасте, и дорого…
Брови Анжея полезли вверх. Господи, как же Полина ненавидела удивление, неизбежно появляющееся на лицах тех, кто узнавал о ее родителях.
– Значит, сейчас не прилетают. А раньше? Когда вы были ребенком, как часто они возвращались сюда?
– Редко.
– Редко?
– Несколько раз, – нехотя произнесла девушка.
Анжей поднес чашку к губам, но внезапно поставил на стол, чуть не расплескав.
– Подождите… То есть ваши родители оставили вас, уехали и с тех пор виделись с вами лишь несколько раз?
– Да, – сказала Полина.
Четыре раза, если быть точной. Она видела их целых четыре раза. Непринужденных, уверенных в себе, держащихся раскованно. Может быть, чересчур раскованно. Они все время говорили, говорили, говорили наперебой. Сначала Полина думала, что они боятся тишины. Потом ей пришло в голову, что они боятся другого: того, что заговорит она. Спросит вслух, громко, при всех: «Мама, папа, почему вы не берете меня с собой?»
Смешные… Она сама ужасно боялась, что родители предложат поехать с ними. Представляла, как они скажут с выражением искренней доброжелательности: «Полина, мы приглашаем тебя пожить у нас».