Комнаты страха
Шрифт:
– Зойг, почему? Ты был на хорошем счету в Организации, сам Маршал тебя ставил в пример… Чем тебя купил этот «сканер»?
– Не поймешь.
– Это верно, я не пойму, как можно убивать своих товарищей ради какого-то урода, которого поймали и привезли для опытов!
Не получилось у нее сохранить суровое спокойствие. Перешла на крик. Наболевшее прорвалось.
– Во-первых, у меня в Конторе товарищей не было, одни коллеги, а это другой разговор, – Зойг, в отличие от нее, нисколько не волновался. – Во-вторых, Поль не урод. В-третьих, твой Маршал тоже, случалось, убивал конторских и даже не морщился.
– Он
– Домберг помнишь? Вот тогда и съехали.
Еще бы она домберг не помнила! Чертова плавучая деревня, надумавшая пойти ко дну в самый неподходящий момент… Эти многоэтажные ковчеги, сделанные из панцирей ихлетаков и оснащенные кое-как присобаченными двигателями, тонули регулярно, и никого данный факт не беспокоил – ни рубиконскую общественность, ни королевский дом Рубикона, ни тамошние СМИ. Однако этот домберг, вместо того чтобы тихо-мирно кануть в воды Стылого океана, унося с собой несколько сотен никчемных жизней, для кого-то стал костью в горле.
Прежде всего – для Риммы, чью группу туда послали на захват Поля Лагайма, вместе с группами Зойга и Намме. Чертов «сканер» оказался там, потому что решил обреченный домберг спасти; его разговоры в эфире были перехвачены, и Организация получила наводку. Случилась вся эта хренотень незадолго до финальной подлянки Саймона Клисса и развала Конторы.
Взять «сканера» в тот раз так и не удалось. Обитавшие в домберге бомжи, ради которых он стал добровольным заложником, быстро уразумели, что этот сумасшедший парень – гарантия их спасения, и устроили самую настоящую партизанскую войну. В бойцов Организации швыряли гарпуны и стреляли из самодельных охотничьих арбалетов, щитки шлемов залепили вонючим клеем из рыбьей чешуи. И все это в потемках, в полостях с низкими потолками, разделенных гнилыми костяными перегородками – хозяева плавучей деревни знали там каждый закоулок и шныряли, как крысы в давно обжитом лабиринте, а боевикам Конторы сражаться на такой территории еще не доводилось.
В придачу над океаном в это время бушевала аномальная буря, походя угробившая высокотехнологичное оружие группы захвата.
И – что хуже всего – с ними был Саймон Клисс! Как же этот засранец всех достал во время боевой операции… По злой иронии судьбы, его потайная видеокамера хоть и с перерывами, но работала, и он заснял позорную развязку: осмелевшие бомжи, навалившись всем скопом, отдубасили и до нитки обобрали элитных бойцов Конторы Игрек (один из коронных эпизодов его долбаного фильма). Закончилось это ясно чем – разносом от Маршала и гауптвахтой.
– Почему? – лихорадочно просчитывая в уме свои шансы уйти от Зойга, повторила Римма-Анджела. – Неужели потому, что какие-то босяки тебе по башке настучали?
– Потому что в Конторе было до хрена болтологии, а когда понадобилось спасти конкретную деревню, никто не захотел пошевелиться. «Мы занимаемся спасением человечества, а не утопающих» – эти торжественные слова Маршала на мраморе бы да золотыми буквами!
– Да эти морские оборванцы никому не нужны!
– Отбуксировать домберг к берегу – работы на полтора часа. Вместо
– Не Поль, а двое отморозков, Лиргисо и Хинар. И плевать они хотели на бомжей – им так же, как и нам, нужен был живой «сканер».
– Это он их заставил.
– Чтобы дотащить домберг до берега, им пришлось выбросить в океан наворованное сырье! Не знаю, как они потом с Полем за это расквитались, но надеюсь, что ему не поздоровилось. Он же тогда всем напакостил – и своим подельникам, и Конторе, и рубиконскому правительству. Одни бомжи остались довольны!
– Давай, сажай машину, – безразличным, даже малость скучающим тоном потребовал гинтиец.
– Какой же ты слякотью оказался! – Ей хотелось его разозлить – это была бы и моральная победа, и маленький тактический выигрыш. – Для тебя высшее счастье – служить Полю Лагайму, быть его охранником, его цепным псом или хотя бы ковриком для ног у него в прихожей! Молодец, нашел себе хозяина!
– Если я буду хорошим псом, в следующей жизни стану человеком. А тебе – минута на размышления, потом собью.
– И мы еще когда-то на тебя равнялись… Пресмыкайся перед своим Полем, молись на него, выслуживайся перед ним, трахайся с ним! Слякоть ты и предатель!
– Кирч, не ори так, – спокойно попросил Зойг. – У меня на борту раненые.
– Какие раненые? – пробормотала Анджела, следя за стрелкой секундомера.
Полминуты осталось.
– Да я тут подобрал ребят, которых ты чуть не замучила.
В первый момент она опешила, а потом, ни о чем уже не думая, повинуясь импульсу, нажала на клавишу – так, сорвавшись с места, кидаются наутек. Это ее и спасло. Зойг, наверное, ожидал нового оскорбления, а не бегства оппонента. Впрочем, он тут же наверстал упущенное: «торнадо» Анджелы тряхнуло так, что ее зубы, лязгнув, чуть не разлетелись по всей кабине. Два-три точно сломались, придется удалять и новые выращивать, до чего она ненавидела эту мороку… Разозлившись, заложила вираж, но тратить боезапас на силовой щит Зойга не стала, толку-то!
Они оба умели управлять летающей техникой, но пилотами-профи не были, у ликвидаторов не та специализация. Воздушный бой над окутанными ночной мглой горами получился сумбурный, как потасовка в парламенте.
– Зойг, я сдаюсь! – крикнула Анджела, оказавшись над нужным местом (ориентир – маячок на верхушке одной из заснеженных скал). – Сейчас сажусь, ты меня подбил. Не стреляй, а то нагоняй от капитана Лагайма получишь, он же известный гуманист!
– Садись. Выходи из машины без оружия, броню тоже сними.
– А может, еще и трусы для тебя снять? – огрызнулась Римма-Анджела.
– Спасибо, не надо.
Они общались, используя голосовую связь, без видео, но, уловив презрительную интонацию Зойга, она как наяву увидела выражение его мрачноватого смуглого лица – неприязненное, брезгливое. Это ее взбесило. За одно это можно убить. Ну, и за предательство, само собой, тоже.
Раскачиваясь, как разболтанные качели, аэрокар опустился в неглубокое ущелье. Маленький, два на два метра, модульный домик сверху не разглядишь, он спрятан под далеко выдающимся каменным выступом. Анджеле удалось то ли сесть, то ли плюхнуться в сугроб почти вплотную к выступу, задев его боком, но это уже не имело значения.