Компас черного капитана
Шрифт:
Но энгу – это зачарованный шаманами лед, и если хочешь жить, то позаботишься о том, чтобы замерзшие глыбы своевременно поставлялись в поселок. Не будет льда – не будет и топлива. Встанут ледоходы, погаснут фонари, дома застудит недобрый ветер, а питаться придется только сырым.
На севере энгу – это жизнь, так что еще и поэтому шаманы весьма уважаемые и почитаемые люди. Темный Бог – он где-то там, в глубине, и многие только слышат о нем, радуясь, что не довелось увидеть. А вот превращение холодных монолитов в вязкую горючую жидкость – это уже повседневность, и горе тому
Насчет тягача я не ошибся. Фадар целенаправленно провел нас к обшарпанному кораблю. Забравшись внутрь, мы сели позади водительского места, на груду грязного тряпья, покрывшую широкое сиденье. Рыбак угнездился за штурвал, с полоборота завел двигатель, посмотрел на нас и сказал:
– Ну, ребятня, поехали, что ли?
Корабль дернулся и пополз по льду в сторону карьера. Фарри сел у стекла и протер в морозных узорах небольшую дырочку, в которой мы увидели, как поплыл мимо крошечный рыбацкий поселок. Сонное место, тихое.
Фадар оказался из тех людей, которые не рассуждают на сторонние темы, когда нужно работать. Так что почти весь день мы провели в кратере ледового карьера, выпиливая из толщ крупные куски. Рыбак внимательно следил за нами, иногда помогал советом, но мы прекрасно справлялись и сами. Фарри занял положение моего помощника, безропотно и даже с охотцей делая все, что я скажу. Вместе мы орудовали пилой, заботясь о том, чтобы блоки легко отделялись от ледника.
Карьер был глубиной не больше трех футов, и потому самой большой проблемой оказывались лишь верхние части. Там стоило держать ухо востро, остерегаясь момента, когда выпиленный блок поведет в сторону и он может рухнуть на головы пильщикам, и как только мы слышали хруст, то сразу же отходили в сторону, а к работе приступал Фадар.
Он заколачивал в блок железный крюк, затем цеплял трос, а потом шел в кабину корабля, оставляя открытой дверь. Двигатель начинал трещать, сдирая белую глыбу с места, и после того как та падала на лед (и хорошо, если не раскалывалась), затягивал ее на поднимающуюся платформу. Если же от удара она разваливалась на острые части, нам приходилось таскать их на руках. Так что приятнее всего было пилить самые нижние блоки. Они уходили в кузов легко и без приключений, а мы тем временем брались за следующий кусок.
На морозе работалось легко и радостно. Лишь иногда я возвращался мыслями к гончим и Эльму и в такие моменты замыкался в себе, рассуждая о том, что ожидает нас в ближайшем будущем. Компас на груди уже стал частью меня. Холодное напоминание о словах погибшего шамана. Как нам выбираться отсюда? Когда Эльм сможет встать с кровати?
Ближе к середине дня, когда Фадар с покрытой льдом бородой объявил перерыв и развел в кабине горелку, чтобы вскипятить чай, я спросил у него о кораблях, идущих в Снежную Шапку.
– Через недельку придет тягач из города, за добычей, – ответил он. Мы сидели рядом, глядя на искрящиеся морозные завитки на стеклах. Вода в котелке шумела,
Мы молчали.
– А куда там собираетесь? – спросил Фадар, когда тишина провисела достаточно долго.
– Не знаю, – признался я ему. – Как вы думаете, с Эльмом все будет в порядке?
– Это ваш товарищ-то? – Рыбак сидел нахохлившись, погрузив бороду в пушистый воротник. Нос его раскраснелся. – Я не знаю, парень. Холод хоть и милосерден, но коварен. Спроси у Эккера – все равно к нему потом поедем. Он у нас и шаман, и гильдейский врач в одном котле.
Фарри вновь расчистил дырку в стекле и смотрел на сверкающую льдом пустыню.
– Как он руку-то потерял? Мне с утра ребята в столовой рассказывали, что ее словно оторвали. На зверье не похоже, льдом тоже не могло зажать. Загадка, в общем. Но жалко мужика, конечно. Такой здоровяк – и культяпка вместо руки… – пробурчал Фадар.
От Фарри потянуло горечью. Он внимательно слушал наш разговор, но делал вид, будто занят окрестностями. Рыбак терпеливо ждал ответа.
– Не знаю, – почти честно признался я. И ведь действительно, ничего кроме: «Собачий выродок отхватил мне кисть», – о произошедшем там, в пурге, мы не знали. Как это случилось, мог рассказать только Эльм. Цирковой силач, превратившийся в калеку.
Из-за меня.
– Беда грядет, – буркнул рыбак. Вода наконец забурлила, закипела, и он стал разливать ее по чашкам, бросив в каждую щепотку перца. – Пролом к северу от нас… Набежит швали. Цены на рыбу рухнут сразу. Вольных капитанов на промысел выйдет видимо-невидимо, и каждый на рынке своих людей поставит. Да… В гильдии новостям не обрадуются. Одно хорошо: в течение месяца грянут шторма, и до весны лед избавится от капитанов. Но потом…
Я стащил рукавицы и взял чашку, плотно прижав ее ладонями, дабы каждая капля тепла не пропала даром. Горячий напиток приятно согрел нутро. Наружу изо рта вырвалось облачко пара.
– А там и вахта моя закончится. Эх… У меня в Снежном жена и сын. Вон ты, рыжий, на него похож.
Фарри смущенно улыбнулся.
Этот отдых в тесной каюте остался в моей памяти на долгие годы. Здесь я познал уют незнакомого мне доселе мира, и хоть он был похож на те посиделки во времена Кассин-Онга, когда мы грелись после работы со льдом, но что-то в нем разительно отличалось.
Наверное, то, что впереди царила неизвестность.
Закончили мы к вечеру и, когда тягач тяжело тронулся с места, поняли, как же все-таки устали. Фарри быстро задремал, а я сидел у протертого окошка в темнеющую пустыню и наслаждался полным отсутствием мыслей.
На рыбацкой шахте нас поджидал сюрприз. В стороне от поселка стоял трехпалубный шапп, красавец-ледоход. На промерзшей мачте, в каюте дозорного, горел огонек. Тепло светились иллюминаторы в жилых каютах. У носа в шести футах надо льдом нависали угрожающие клыки таранов. Боевое судно. Здесь…