Компас желаний
Шрифт:
— Надо показывать, надо. Чтоб, значит, не наглели и вели себя смирно, — подытожил Митрофан Аникеевич, разрушив романтичный настрой. — Такую мощь отгрохать смогли, так и им по шапке, в случае чего, тоже надаём.
— В случае чего? — оторопел патриарх от такой агрессивности предка.
— А ну мало ли чего… — загадочно ответил дух с видом человека, знающего великую тайну, но не считающего нас достойными для посвящения в неё.
— Ну ладно, — миролюбиво согласился патриарх, уже знающий, что спорить с призраком бесполезно. —
— А что за делегация? — поинтересовался я.
— Так никто не знает, — с досадой поморщился Лука Иванович. — Скрытничают.
— Не нравится мне это, — призрак грозно взглянул на меня. — Говорил же — нужно быстрее бункер обустраивать!
— А что такое бункер? — встрял Гордей.
— О-о-о, — протянул дух предка и с воодушевлением принялся рассказывать мальчишке об этом чуде, способном спасти всех нас, даже таких недальновидных.
Пацан слушал с искренним интересом, но за его разум я не волновался — призрак не смог бы заразить того своей подозрительностью и воинственностью. Я вообще давно заметил, что Гордей пусть слушает всех очень внимательно, но рассуждает при этом здраво, взвешивая и анализируя то, что ему говорят. Умный мальчишка, не просто талантливый.
Только Прохор кивал с серьёзным видом, ему идея укрытия была по душе. Ну а в детали он не вникал, своих забот полно было. Тимофей же вообще не слушал, пребывая в своих мыслях.
Парня явно волновала ситуация с Павловой. И пока я помочь ему не мог. Раз Баталов до сих пор не сообщил новостей про титул, значит, вряд ли выйдет. Я был уверен, что Роман Степанович прислал бы весточку, если надежда была.
Но это дело пока могло потерпеть. Пусть в юности кажется, что каждая минута промедления смертельна, но такие вопросы быстро не решаются, увы.
К тому я же знал, сам Тимофей не обрадуется тому, что станет дворянином благодаря связям и покровительству. Не тот характер у приютского. Да и не в моих принципах было так делать.
Тем не менее приободрить его не помешало бы.
— Тимофей Петрович, — вывел я его из задумчивости. — А что, если мы…
Меня прервал настойчивый звонок в дверь. Вот по одному звуку можно было понять — там кто-то, считающий себя крайне важным.
Все замолчали и почему-то уставились на меня. Впрочем, они были правы — гость прибыл именно ко мне. Сам же сказал, пусть приезжает…
Я тихонько вздохнул, неторопливо вытер губы салфеткой, аккуратно сложил её и положил на стол. Поднялся и пошёл открывать. Может, излишне медленно, но ничего с собой поделать не мог. Уж больно не любил подобную бесцеремонность. Да, всё в рамках этикета, но высокомерие не равно благородство.
Князь Лопухин прибыл один. Без сопровождения и охраны. Его светлость выглядел безупречно и владел собой великолепно. Вот только тревога засела так глубоко в его взгляде, что от меня укрыться
И я не стал добивать его, а просто пригласил в малую гостиную. Предложил располагаться и сам сходил за напитками и закусками, чтобы дать ему время немного успокоиться.
— У вас довольно… мило, — вежливо сказал князь, когда я вернулся, и сам едва заметно поморщился от того, как это прозвучало.
— Благодарю, — я сделал вид, что не заметил. — Что вы хотели обсудить?
Я решил перейти к делу, избавив его от неловкости, но Лопухин явно не мог отбросить свои привычки.
— Занятное вы устроили… разоблачение, — сказал он.
Явно ведь хотел сказать «представление», но удержался. Приятно иметь дело с воспитанными людьми. Хотя я никак не мог сообразить, что же он хочет от меня. Ещё кому-нибудь разоблачение устроить?
— Я немного разузнал о вас, ваше сиятельство, — продолжил князь. — Слышал, что это вы будете решать, поступит ли мой сын в академию или нет.
И откуда такого наслушался…
— Ваш сын будет это решать, — прохладнее, чем рассчитывал, ответил я.
Ну не по нраву мне пришлись его слова. Да и сама идея, что решает кто-то за тебя. Выбор будет за тем, кто прикоснётся к артефакту. За ним и никем другим.
Лопухин удивился, то ли ответу, то ли моему тону. Эмоции его на миг пробились сквозь плотную броню защитных артефактов. Облегчение такое, что если бы он вздохнул, то смёл бы угощения, стоящие перед ним на столике.
— Ваша светлость, мне кажется, что у вас не совсем верная информация…
— Судя по тому, что произошло, я исправно получаю именно такую информацию, — неожиданно откровенно сказал Лопухин и всё же вздохнул, пусть и весьма сдержанно. — Александр Лукич, вы можете мне сказать, с Ильёй точно всё в порядке? Меня к нему не допускают.
Ну целитель, ну кремень! Я мог представить, сколько князь приложил усилий, но у Бажена Владиславовича характер был несгибаемый. Да и связей не меньше, а то и больше.
— С ним всё в полном порядке, — заверил я. — Он в надёжных руках. В самых надёжных во всей империи, ваша светлость.
— Василий Павлович, — вдруг перебил меня князь.
Вот теперь он меня удивил. Разрешение обратиться по имени и отчеству в этом случае не было снисхождением, а прямой демонстрацией доверия. Ведь не было в этом никакой необходимости, по факту.
— Василий Павлович, что вас беспокоит?
Князь бросил на меня подозрительный взгляд, затем целую минуту пристально рассматривал вазу, стоящую на тумбочке возле стены, и наконец решился:
— Илья всегда был хорошим мальчиком. Светлым, как бы это ни звучало с учётом его дара. Я ведь следил за его судьбой.
В общем, Лопухин так же, как и граф Воронцов, приглядывал за бастардом, будучи связанный неизвестными мне обстоятельствами. Князь их не озвучил, ну а я не настаивал — это очень личное всё же. Да и не моё дело.