Комплекс Мадонны

Богнер Норман

Тедди озабоченно ждал ответа Барбары, надеясь, что она подкинет дров в пожар его ненависти. Он едва сдерживался.

— У меня есть друг.

— Вот это друг!

— Да, друг.

— Вы любите этого друга? — осторожно спросил он.

— Я предпочитаю не говорить о своих чувствах.

— Он — мой серьезный соперник?

— Вы говорите, как игрок университетской футбольной команды, готовящейся к ответственному матчу.

— Возможно, это потому, что вы все время выводите меня из себя.

Тедди улыбнулся. Было слабым утешением с иронией сознавать, что он всего лишь один из множества несчастных, посвятивших свою жизнь служению Барбаре.

Наступила тишина, смутившая его. Спина мужчины

загораживала весь вид. Чем они занимаются? Он услышал слова прощания; закрылась дверь, загремела цепочка. Возбуждение и переживания Тедди возрастали, так как он не мог видеть Барбару. Еще чуть приоткрыв дверь, он, словно циклоп, прижал глаз к щели. Когда наконец он увидел ее, она стояла в лифчике и трусиках и разглядывала себя в настенном зеркале, висящем рядом с камином. Тедди видел ее в профиль. Барбара неторопливо стащила трусики, затем, расстегнув лифчик, положила его на стул рядом с платьем и комбинацией. Тедди не мог поверить в то, что видит. Барбара прикасалась к себе, проводя пальцами по груди, словно мужчина лаская женщину. Большими и указательными пальцами она нежно потерла соски, и те набухли и поднялись. Тедди увидел что-то похожее на мужскую эрекцию. Барбара опустилась на пол, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале, потом встала и направилась в спальню.

Тедди рухнул на край постели. Он задышал громко и нервно и в отчаянии решил, что у него начинается сердечный приступ. Револьвер показался тяжелым, рука не могла держать его твердо. Тедди крепко сжал левой рукой кисть правой. В спальне было два торшера со своими выключателями. Чтобы зажечь свет, Барбара должна была пройти мимо него.

Дверь отворилась, и в проеме вырисовался силуэт молодой женщины — восставшей из мертвых богини. Барбара слегка покачивалась на пятках. Тедди почувствовал ее запах. Она почти сразу же увидела его и тут же посмотрела на револьвер.

— Тедди… я… — Ее голос нервно дрожал.

— Испугалась?

— Нет. Но я подумала, что это грабитель или маньяк.

Тедди приблизился к ней и с чрезмерной осторожностью положил револьвер на ночной столик.

— Почему ты так ведешь себя со мной? — спросила она. — Эти преследования…

Он не дал ей закончить и ударил тыльной стороной руки по лицу. Ее колени обмякли, из носа хлынула кровь. Маленький ручеек сбежал по ложбинке между грудей и опустился к пупку. Колени Барбары со стуком ударились об пол; молодая женщина застонала. Ее голова, словно в мольбе, опустилась. Тедди сгреб в кулак волосы и поднял ее голову.

— Ты мразь… мразь, — ломающимся голосом произнес он; затем, потеряв над собой контроль, он рухнул на колени и обвил Барбару руками. У нее из носа все еще текла кровь. Тедди поднял молодую женщину и положил на кровать. Он ожидал, что она начнет кричать. Однако она, по-видимому, была в шоке.

— Тедди, мне больно. Мне больно…

Она снова превратилась в маленькую девочку, и он положил ее голову себе на локоть.

— Я хотел убить тебя… потом себя, — добавил он.

— О, Тедди, почему?

— Я так больше не могу.

Она обвила его шею руками и притянула его лицо к себе. Тедди ощутил вкус крови.

— Те-д-ди, — протянула она, — я хотела, чтобы все так и произошло. Хочу тебя, Тедди. Возьми меня.

НЕЖНАЯ КОЖА

ГЛАВА IV

Лили Понд роуд выходит прямо к морю, и именно сюда текут новые деньги с тех пор, как в Ист-Хэмптоне появился большой спрос на недвижимость. Старинные семейства — некоторые из них проводят лето в городке с начала столетия — предпочитают Хэндс Крик роуд и Иджипт лейн, потому что эти улицы тише и не притягивают туристов. Робби привез Элейн довольно извилистой дорогой. Свернув с шоссе Монтаук

у Бридж-Хэмптона, они направились на север, к Сэг-Харбору. Названия мест звучали для него волшебно: мыс Барселоны, остров Спасения, Сельдяной мост, — навевая видения китобойных судов, напившихся рому моряков, крадущихся враждебных индейцев и чистого, как золото, первого поцелуя, который получил четырнадцатилетний Робби в трюме заброшенной шхуны, выброшенной на берег в районе Напеги. Девушку звали Бонни Щульц, это была тринадцатилетняя толстушка, только-только достигшая чарующей грани полового созревания. Она целовалась с открытым ртом — этому ее прошлым летом научил во Франции пятнадцатилетний парень-итальянец, который, судя по ее описаниям, владел многими тайными хитростями и уловками профессионального ухажера.

Робби уже много лет не вспоминал об этой девушке, но в его груди продолжало жить волшебство пережитого, теперь воскресшее вместе с Элейн, которая в двадцать два года по какой-то донкихотской прихоти Робби оставалась девственницей. Девушка напоминала ему цветок маргаритки, вероятно потому, что волосы ее были соломенно-белыми, а глаза — темно-коричневыми, словно кофейные зерна. Элейн была высокой и стройной, точно былинка, с целым выводком веснушек на носу и обещающим вечное детство лицом. Девушка пережила скобки на зубах, надлежащее бостонское образование и четыре года в колледже Бенингтона и, несмотря на свободолюбие и своенравную независимость, никогда не пробовала курить марихуану, не спала с мужчиной и не участвовала в маршах к Белому дому.

День был очень ветреным, и в салоне чувствовалось, как сильные порывы раскачивали машину. Робби вел «БМГ» так, словно автомобиль был лошадью, приученной преодолевать барьеры. Остановив машину, они вылезли, подошли к ограждениям и стали смотреть на пустынный берег. Песок был цвета зрелых злаков. Порывы ветра несли песок со стороны моря, и молодой паре пришлось прикрывать глаза ладонью. Робби указал на узкую полоску земли, видневшуюся у самого колышущегося края горизонта.

— Слева — Северная бухта, а там вдали — остров Спасения. Пролив превращается в залив Гардинерс. Каждое лето мы ходим туда на яхте.

Элейн проводила лето в Нентакете; когда ей было лет пятнадцать, ее отец купил совершенно ненужный полуразвалившийся особняк эпохи Тюдоров в Ньюпорте, с холмистыми лужайками, бельведерами и аккуратно подстриженным садом в духе Капабилити Браун — к моменту их переезда заросшим и бесформенным. В целом поместье катилось в уютную дряхлую старость, но Уэстины спасли его, и Робби, проведя там летние каникулы, получил больше удовольствия, чем от своего собственного дома, потому что на Лили Понд роуд было гораздо больше условностей.

— Ты все время молчишь, — сказала Элейн. — Ты чем-то озабочен?

— Наслаждаюсь красотой окружающего вида. Я всегда люблю выезжать сюда.

Робби был неспособен притворяться, и ложь проступила на его лице, словно ядовитый плющ. Чтобы забрать свою одежду, он заехал в нью-йоркскую квартиру, надеясь преподнести отцу приятный сюрприз, но Холл сообщил, что Тедди уже уехал в Ист-Хэмптон вместе с мисс Хикман. Робби рассчитывал, что выходные они проведут втроем, и его озадачила и обеспокоила эта мисс Хикман, которую слуга описал как «знакомую вашего отца». Робби уже давно знал, что у его отца есть женщина, но он никогда не встречал ее и не имел ни малейшего желания завязать с ней отношения. Если бы у отца были серьезные намерения, он давным-давно представил бы их друг другу. Вероятно, мисс Хикман была старой девой, имевшей деловые отношения с отцом, и Тедди, несомненно, готовил почву для какой-то сделки. И все равно Робби рассматривал ее присутствие как вторжение в личные дела, так как он рассчитывал на семейный уик-энд. Он хотел, чтобы Тедди и Элейн провели какое-то время вдвоем наедине.