Комплекс Ромео
Шрифт:
Кроме меня в этой кампании был еще один явно лишний – немецкий путешественник Маркус.
– Найн секс, – сказал он мне.
– Найн, – гордо ответил я.
– Их – аух.
Маркус был, несмотря на свои молодые – едва за тридцать – годы, весьма плешивым и ослабленным человеком. Очень худой, он при этом тяжело дышал, поднимаясь по лестнице. Сильно потел, когда ел, болезненно кашлял и пил очень много воды.
Он путешествовал уже семь лет. Так и ослаб. Сначала институт, затем три года работы в банке, которые позволили ему накопить денег на эти поездки. Точнее, на одну большую семилетнюю поездку. Денег оставалось еще на два года,
Его методика сбора наблюдений предполагала проживание в каждой стране минимум полгода. Меньше – нельзя, шлехт, нихт ферштейн.
Он перечислил мне те четырнадцать стран, где уже прожил. Многие я не смог перевести с немецкого, но точно понял, что на долю Питера и Москвы пришлось по три месяца.
Я спросил, где он жил в Питере. Оказалось, что рядом с Сосновкой на Тореза. И он каждое утро гулял в Сосновке, считая, что это настоящий «руссиш вальд».
Естественно, Питер понравился ему больше Москвы. Еще бы – ведь он хитрый и опытный путешественник, тщательно планировавший турне. В Питере он прожил весь сезон белых ночей. Еще бы не понравилось, попробовал бы он там заработать на десять лет путешествий – восторга было бы меньше. Но это я говорить не стал.
Но более всего его вдохновила Индия. Там интереснее для моей головы – объяснял он и стучал себя по потной проплешине.
Я ощутил поразительную внутреннюю тягу к этому человеку, вдруг поймав себя на мысли, что почти свободно общаюсь с ним на немецком – языке, который я все—таки знал достаточно средне. Наверное, за долгие годы путешествий Маркус научился говорить на немецком и на английском предельно просто и понятно.
Я спросил, записывает ли он свои мысли. Он строго покачал головой и убедительно показал на нее пальцем: «Аллес хир! Нур ин майн копф!» В этом его копф был гораздо сильней моего. У меня вся ахинея там не держалась и рвалась на бумагу. А уж про описания собственных страданий и говорить нечего.
Принялся объяснять, что меня бросила баба и с этого началось мое путешествие.
– Сколько оно продлится? – серьезно спросил Маркус.
– Не знаю, майн копф капут!
– Надо точно знать, сколько, – покачав головой, неожиданно строго сказал он.
Затем мы вернулись к теме баб. По его мнению, секс в путешествии все портит. Он не трахался семь лет.
– Молодец, – сказал я. И попытался объяснить, что я вот иногда срываюсь, особенно в плане орального секса, но в целом разделяю его точку зрения. Ввиду ограниченности словарного запаса большинство из сказанного мне пришлось изображать с помощью жестов.
Маркус сказал, что оральный секс совсем плохо для настоящего путешественника, и что я зря трачу на это свое время. Он схватился за голову, когда узнал, что я этим занимался. «Этого нельзя было делать, – шептал он, заламывая руки. – Нихт концепт… нихт концепт…»
Я пробовал спорить, доказывая, что секс за деньги портит путешествие гораздо больше, чем оральный секс за бесплатно.
– Филляйхт, – сказал Маркус, что в переводе с немецкого означало «возможно», или: «Ты, скорее всего, прав». Маркус согласился, что это интересная мысль, и он обдумает ее в ближайшее время.
Следующей его страной будет Китай. Я обрадовался. Мой Брат переводит в Китай все свои бизнес—дела. Причин для маскировки под активную экономическую деятельность здесь больше не было. Его богатая невеста уже давно заподозрила корысть в любовных объятиях. Я, может быть, тоже окажусь
Он нацарапал мне свой электронный адрес. Телефона у Маркуса не было так же давно, как и женщин.
Он планировал еще раз вернуться в Россию. В какой—нибудь старый маленький город. Где вокруг еще много разных стареньких и маленьких городов. Я посоветовал Ярославль, если нужно еще меньше – Рыбинск или совсем маленький Ростов Великий. Он сказал, что знает Ярославль и Ростов, но, наверное, поедет в Сибирь.
Остальные четверо немцев уже тащили куда—то группу таек и кучу музыкальных инструментов.
– Ду вист вас зинген зи? – кивком указал я на девушек.
Маркус сказал, что тоже думает об этом. У нас даже не было никаких предположений. Пришлось обращаться к Брату. Мой звонок его ничуть не удивил.
– Я сам задавался этим вопросом. Столько поющей молодежи. Все оказалось очень банально: есть две версии песен – мужская и женская. Женская версия – история о том, как девушка покинула деревню и оставила своего парня, пораженная огнями большого города. У мужчин своя версия этой истории: я простой деревенский парень, душевный такой, моя возлюбленная уехала в Бангкок и бросила меня, но я все равно буду ждать ее, верить, что моя любовь ярче городских огней. Ты плачешь?
– Я? Нет!
– Почему ты не плачешь, я же поэтично поведал о чужой беде? Сентиментальные люди должны плакать. Как дела на производстве? Там все шьется, Брат?
– Я надувал щеки очень хорошо, они чуть не лопнули!
Красивые песни. Содержание адекватно исполнению.
По моим наблюдениям, часть местных парней тоже перебирается в город. Большой души люди! Как—то в туалете у писсуара мне кто—то начал массировать плечи. Я оглянулся в ужасе, ожидая увидеть трансвестита: тогда я еще не знал, в какие туалеты они ходят. Ничего подобного. Там стоял и улыбался деревенский увалень – охранник в форме. Просто по доброте душевной делает людям массаж. Работа у него в основном стоячая, скучная, вот и оказывает прохожим незнакомым людям маленькую услугу из добрых – я настаиваю на этом – побуждений. Никакого эротического подтекста.
Пошли с Маркусом в тату—салон. В итоге на моем теле появились еще четыре татуировки. Тайский иероглиф, означающий «кочевник», а точнее, «человек в пути», был повторен четыре раза на предплечье ниже локтя.
Пора в аэропорт. Хороший человек, жалко расставаться. Надо будет познакомить Брата с Маркусом. Может, объяснит ему на английском с немецким акцентом что—нибудь про секс.
9
Во время посещения острова Брат вел себя как хозяин. Всех знал. Все его знали. Кроме, естественно, туристов. Вообще, у него был уникальный дар – везде, где он был хотя бы раз, возвращаясь, чувствовать себя по—хозяйски.
– Эта нация поражает меня своим раздолбайством. Русские были бы такими же при наличии круглогодичного лета. Вон пойдем дальше по этой тропинке. – Мы остановились у самодельного фонаря из скорлупы кокосового ореха. – Смотри.
Он указал мне на крупные осколки разбитой пивной бутылки.
– Это я разбил год назад. Вон в том доме часто живет немецкая семья с детьми. Дети бегают везде. Но тайцам – все по барабану. Два раза я ради прикола писал жалобы их администратору. Бесполезно. Когда он меня видит, улыбается еще шире и радостно кивает головой. «Читали, что вы пишете, спасибо, очень познавательно, очень…» А бутылку никто не убирает.